верно. Но я не прошу помочь, хотя, почему бы и не помочь другу. Верни мне мое. Это разве нечестно?
– Алик, это честно, это великодушно! Но где мне взять почти миллион баксов? Тем более теперь, после 17 августа?
– Думай. Давай думать вместе. Только не тяни, не советую.
Алик с улыбкой протянул руку. Он держался по-приятельски, но в то же время так, чтобы собеседник ни в коем случае не забывался. Он знал, какие чувства побуждает у окружающих, в том числе, у друзей: зависть, нелюбовь и, против воли, уважение. Да и что такое зависть, если не своеобразное признание менее удачливыми чужого превосходства.
На запруженных транспортом улицах Москвы Тиша то и дело демонстрировал чрезмерную удаль, словно доказывая кому-то и прежде всего самому себе, что с «крылышками» на руле вместо педали газа можно ездить очень даже неплохо.
– И какой же русский инвалид не любит быстрой езды! – поворачивался он к сидящей рядом Полине. – Не боись, домчу тебя в целости.
Было около половины первого, когда Тиша лихо подрулил к редакции ежемесячника «Совершенно секретно». Конечно, трудно было рассчитывать, что сотрудники редакции выходят на обед в определенный час. Но время было вполне обеденное, кто-то может и выходит. Тем более, что рядом располагалось симпатичное кафе, а чуть подальше слева – ресторан. Они не простояли и десяти минут, когда из здания вышел высокий черноволосый мужчина в светлых брюках и синем клубном пиджаке и неспешно направился в сторону кафе.
– Ну, что, годится? – спросил Тиша.
– Попробую, – отозвалась Полина. – С кого-то надо начинать.
Войдя в кафе вслед за черноволосым мужчиной, Полина задержалась у входа, рассеянно озираясь по сторонам, этакая Маша-растеряша. «Испанец», как мысленно окрестила она мужчину, уже сидел за самым удобным столиком возле окна, и Полина могла как следует разглядеть его. На вид испанцу было лет сорок, волосы густые, черные, зачесанные назад, на висках элегантная седина, умные живые глаза… Да, жаль будет, если он не сотрудник редакции.
Солнечный свет, проникающий через открытую дверь кафе, просвечивал Полину насквозь, и испанец имел возможность вдоволь налюбоваться ею. Даже и без света, бесстыдно рисующего ее силуэт, мужчины всегда инстинктивно втягивали живот и расправляли плечи при виде Полины. Неудивительно, что испанец занервничал. И, может быть, поэтому, или может, из-за неуместной природной застенчивости, черт их, в конце концов, знает, этих мужиков, никак он не мог решиться пригласить девушку к своему столу, хотя ясно, кажется, ясней не бывает, что она именно этого и ждала.
Придется самой делать первый шаг! Полина с лучезарной улыбкой двинулась к испанцу. Тому ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ, обнажив при этом длинные белые зубы. Полина немного щурилась, вроде как она не очень хорошо видит. Уже взявшись за спинку белого стула, она сделала нужное лицо и воскликнула:
– Ой! Извините, ради Бога, я, кажется, ошиблась!
Испанец приподнялся с церемонным полупоклоном.
– Прошу
