специальную тетрадь, где записывает, кто меня искал, когда и зачем.
– Санечка пришел! – смеется она. – Ой, и фрукты принес! Заходи-заходи. Тебя второй день Жорик какой-то ищет – сегодня обещал снова позвонить.
– Да хер с ним. Сначала массаж-хуяж.
– Ой, Санечка, не хочется тебя печалить, но хуяжа больше не будет. Я, если честно, и за массаж-то не уверена…
– ???
– Я, походу, замуж собираюсь.
– Милка! А как же я? Поматросила и бросила? А моя телефонная связь с этим бескрайним, полным опасностей миром?
– Ладно тебе, осел! Порадовался бы лучше за тетку.
– А кто потерпевший-то?
– Вот же гад – слово какое выбрал! Ашотик у меня. Личник мой, что с работы возит – не помнишь, что ли?
И я припомнил. Точно – есть у нее «личник», таксист, что приезжает всегда без вызова к концу работы. Обычно они у метрдотелей ресторанных, но Милка – парикмахерша модная – плющиться в метро после работы не хочет. Ну Ашотик так Ашотик, только стало мне горько, грустно и обидно даже. Вот ведь – у подружки перемены, волнения, ожидания, а у меня головняки да страхи…
– Мииил! Ну массаж-то забацай… ну в последний раз.
И мнет она меня, а я бросил тетрадь на пол и читаю. Точно – Похуйдым звонил дважды. Красивым почерком написано: «водить машину, чтоб он бухнуть мог». Два звонка от мамы. Еще какие-то неизвестные.
– Мил. Вот тут помни. И вот тут…
– Ну не подонок???
Затащил я ее, конечно, в койку. Только, думаю, напрасно – расстроил ее этим. Впрочем, пятьсот рублей «на свадьбу» вернули ей всегдашнее приподнятое настроение.
– Мил. Я телефон твой давать больше не буду, но ты позаписывай еще хотя бы с месяц, а?
– Сань! Ты ж до конца года заплатил! Я объясню Ашотику, что почем, – скажу, что мы родственники с тобой. Ведь мы же родственники?
– Все люди – родственники, и Ашот нам брат родной!
– Ты звонить-то будешь кому сегодня или нет? Уходить мне на кухню?
– Пару звоночков только, извини.
Ушла Милка на кухню, а я принялся листать тетрадь эту, наткнулся на мой старый киевский роман с балериной – Раиса мне еще полгода названивала. Разыскивала. И так мне отчего-то стало тоскливо. Наверное, мне следует уже жениться, детей родить.
– Не шумите, сорванцы! – скажет им утром супруга в цветастом фартуке. – Папа собирается на работу.
Но что дальше – представить никак не могу! Вижу, как в черно-белом кино – солидный дяденька в круглых роговых очках, в двубортном драповом пальто надевает шляпу, берет в руку портфель с латунными застежками и выходит из дому. На работу, как и было сказано. У подъезда его само собой «Победа» ждет служебная и стукач за рулем. Вдруг
