в одиннадцать сыграете, после чего вам вызовут такси и отправят на все четыре стороны. Вопросы, пожелания?
– Пожелание, – сказала я. – Пусть Димка привезет пиццу и салат. Есть очень хочется.
– Будет сделано, жди!.. – крикнул Марк и испарился.
А я взглянула на лежащие передо мной ноты.
Какие они загадочные – ни названия произведения, ни автора…
Потом медленно взяла в руки гитару и начала играть…
Над комнатой вдруг поднялись и взлетели звуки необыкновенного танго. Они то рассыпались дождем, то шелестели травой, то летели неведомыми птицами, то уходили в туман одиноким ночным поездом…
И трепет объял меня от этой необычной, чарующей, волшебной музыки…
Когда я доиграла до конца, на лбу выступила испарина.
Будто исполнение отняло у меня все силы.
Отложив гитару, я уставшей, неподъемной рукой еще раз пролистала ноты – может быть, где-нибудь указано имя автора?.. Это же невероятный талант!.. Еще ни от одного произведения меня так не бросало в дрожь.
Я никогда не слышала и не играла такой музыки…
Но даже инициалов нигде указано не было.
Я отложила ноты, но танго не шло у меня из головы. Казалось, в скрытом от глаз уголке мира вдруг открылась потайная дверь, и я вошла в незнакомый город и ясно увидела эти падающие на него сумерки, трепетание птичьих крыльев под проливным дождем, бьющим по мостовой, и чей-то страстный ночной танец, словно наперекор судьбе…
Время пролетело быстрой, острой стрелой, и я даже не заметила, как появился облаченный в черное скрипач, и в аккомпанемент гитары вплелся высокий голос скрипки.
И танец на лезвии ножа вдруг обернулся ласковой рекой и перетек в песню влюбленных, которым предстоит разлука до конца жизни.
Или смерть.
Я увидела, как, заламывая руки, бежит по мостовой девушка в длинном сером платье, и по ее бледному лицу, смешиваясь с дождем, текут слезы. И, отдаляясь все дальше и дальше, что-то отчаянно кричит ей юноша, и ломающийся голос его пронизан невероятной мукой…
– Я больше не могу, – внезапно прервав игру, взмолилась я, чувствуя, что неуклонно погружаюсь в эту музыку, как в темную воду, и, поиграй я ее еще немного, мне уже не вынырнуть из страшной пучины.
Димка, белый как полотно, не произнеся ни слова, отложил скрипку. Рука его дрогнула, и инструмент чуть было не упал на пол.
– Жуть какая… – произнес он на выдохе.
Мы посмотрели друг на друга, и я почувствовала, как нас разделил ледяной холод только что исполненного танго.
С трудом оторвав взгляд от скрипача, я окинула взглядом собственную квартиру и внутренне призналась себе, что еще никогда она не казалась мне такой родной, теплой и уютной.
«Я не хочу ехать в это кафе…» – Внезапно под тонкую кожу пробрались острое нежелание и смятение.
И, заглянув в Димкины глаза, я прочла в них ту же тревогу.
Глава
