какое-то время продолжает вдова. Тело ее дрожит. – Хоть мой брат и пережил войну, чудовище, которое рыскает вокруг, просто выжидало. Оно опять встало и сглодало его там, в Булавайо.
Через минуту Кристина пожимает всем руки. Все рассыпаются в любезностях.
– Как же так, Тете?[13] – спрашивает Кристина, когда церемония знакомства окончена. – Заявляешь, что кто-то приехал, и говоришь только о его отце. И о том, о чем никто здесь не может рассуждать здраво.
Следует неловкое молчание, поскольку все вы – дети миролюбивого народа. Вы не поминаете разногласия граждан и то, как их чудовищная бойня заваливала телами шахты заброшенных рудников и сволакивала эти тела в железнодорожные вагоны подобно нанесенному ветром мусору.
– Ты хочешь сказать, что я никого не звала братом, Кири? – спрашивает вдова тоном, который способен парализовать мысли у любого. – Да, если бы не тот ураган, что принес этих ндебеле, у меня был бы человек, к кому обратиться за помощью в наши скверные времена, такие скверные, что и сказать-то нельзя. Разве ты сама, Кири, не была бы другой женщиной, женщиной, у которой есть отец?
Потом Май Маньянга вспоминает, для чего все собрались в гостиной, и обиженно спрашивает:
– Ладно, а где еще девушка, Мако?
Хотя вдова произносит «Мако» громко и все ждут ответа, его нет.
– Что происходит? – опять спрашивает хозяйка. – Я слышала ее шаги, когда постучала, и решила, как хорошо, воспитанная молодая женщина. Приводит себя в порядок, перед тем как выйти к нам.
– А что Шайн? – спрашивает Берта, все еще загораживая дверь. – Май Маньянга, ведь так звали молодого человека?
– Вы меня знаете, – важно продолжает Май Маньянга, не обращая внимания на Берту. – Я не болтлива. Но все зовут меня воином молитвы. Если что-то не так, этой Мако следовало бы сказать. Только и всего. И я преклоню перед ней колени.
Берта сильная, таких габаритов, что здравомыслящие мужчины спасаются бегством, если она ими, не дай бог, недовольна; женщина, которая часто повторяет, что она окаменела и перешла границу женственности, поскольку слишком о многом приходится говорить. Она тихонько хихикает.
– Пусть Шайн знает, что к вам кое-кто приехал. – Она хихикает еще тише и бессмысленнее. – Он должен знать. Мы не хотим ничего, чего не хотите вы, Май Маньянга.
Грудь соседки поднимается и опускается. Ты размышляешь, не засмеяться ли вместе с ней, но решаешь этого не делать.
Май Маньянга возвращается в коридор.
– А-а, вот наконец и Мако! – восклицает она, когда скрипит дверь четвертой соседки.
Вдова улыбается, так как высокого о ней мнения. Мако именно такая, какой и полагается быть квартирантке с договором – вовремя вносит арендную плату, никогда не оставляет свет или воду, не включает громкую музыку.
Мако так и не выходит, хозяйка не понимает почему. Берта обходит вдову и ее гостью.
Когда ты впервые, через несколько
Тетя по отцовской линии.
