большим доверием американцев. Не допуская никаких возражений, он потребовал от саркарды активизировать действия и взять Дарбар.
– Вы его возьмете, – говорил полковник Исмаил. – В это верят наши американские друзья. С вашим искусством такая операция – сущий пустяк.
«Я возьму, – думал Хайрулло, – и останусь совсем один, без войска. Грош цена погонщику, который теряет свой караван».
Они долго спорили и торговались.
Полковник Исмаил обещал пополнить отряд в случае больших потерь.
Хайруллохан клялся, что ему дорог каждый его муджахид и пополнение ничем не восполнит его скорби по потерянным соратникам.
Полковник Исмаил обещал саркарде вдвое увеличить личный приз, который полагался победителю в случае успеха.
Хайрулло согласился принять пополнение, но сказал, что сомневается в успехе операции.
Тогда полковник Исмаил бросил на чашу весов еще одну гирю. Он сказал, что действия саркарды поддержит род Абдулл Кадыр Хана, который до сих пор занимал нейтральную позицию.
Хайрулло понимал, что от его согласия или несогласия мало что зависело в планах, которые излагал полковник Исмаил. Стоит лишь отказаться от подчинения, и ты человек пропащий. Гульбеддин и другие вожди найдут способ убрать ослушника.
Саркарда согласился, выторговав все возможное для себя. Но на сердце покоя не было. Будущее беспокоило Хайруллохана. Более того – пугало…
Всадники, миновав тесную улочку, выехали к дукану.
Любой дукан – не просто торговая точка в глухом кишлаке. Это прежде всего центр общения местного населения, кладезь окрестных сплетен и международной информации.
Выбираясь из домов, окруженных крепостными стенами высоких дувалов, афганцы идут прежде всего в дукан. Там встречаются знакомые со знакомыми, туда заходят приезжие, привозящие известия издалека.
Из дуканов выползают и стелются по кишлакам «миш-миш» – деревенские сплетни. Здесь рождается общественное мнение, и порой не так-то просто бывает распознать, что его формирует не кто иной, как хитрый дукандор – фигура не менее значащая в иерархии местных персон, чем сам мулла.
Духовный настрой в кишлаке во многом зависит от того, какую политику проводит дукандор, какие убеждения он исповедует.
Зариф, дукандор кишлака Уханлах, был мучеником собственной зависти и неумеренной жадности. В ином случае ему бы посочувствовали, но вряд ли можно найти змею, которая пожалела бы мышь. А Зариф был для всех истинным аспидом.
В родном кишлаке он всех опутал кольцами, всех сосал, беспощадно вытягивая последние соки. Он пользовался властью денег, которые у него водились, беззастенчиво и жестоко. Мог пустить по ветру строптивого должника, но мог и бросить подачку оказавшемуся в нужде батраку, с тем чтобы еще крепче опутать его долговой кабалой.
Но как бы ни поступил Зариф, слава о его справедливости передавалась из уст в
