style="font-size:15px;"> Полковник решил лично уточнить боевые задачи. В доме дукандора Зарифа, где готовился прием для главарей бандгрупп, он развернул карту и стал объяснять, кому, где и что надо сделать для того, чтобы задушить Дарбар и не допустить подхода помощи с севера.
Хайруллохан подошел к столу, взглянул брезгливо на карту:
– Вы мне бумажки не показывайте, уважаемый господин. Аллах дал нам живую землю, и я знаю ее такой, какой она сотворена. В бумажке пусть разбирается Кадыр Хан. А я и так скажу своим, куда идти и что делать.
Командиры покорно склонили головы. Большинство из них также ничего не понимали в бумажках, и Хайрулло, презиравший карты, казался им своим, близким, понятным. Конечно, они выслушали все, что им пытался втолковать пакистанец, но, впуская его умные советы в одно ухо, выпускали их сквозь другое.
Когда полковник кончил говорить, слово взял Хайруллохан.
– Все поняли? – спросил он язвительно. – Так и поступайте. Наш друг очень хорошо знает войну. Его советы не имеют цены. Следуйте им в большом и малом. А теперь я скажу вам, что еще надо делать.
Саркарда оглядел своих командиров и увидел их довольные лица. Все понимали: надо будет поступать именно так, как повелит Хайруллохан.
– Уважаемый капитан Кадыр, – сказал саркарда, – занял позиции на Ширгарме и прирос там задом к камням. Я не знаю, как его оторвать от них и повести на Дарбар. Но я спокоен. Шурави не пройдут через Ширгарм. А если капитан Кадыр побежит, то угощение в Ухаилахе его ждать не будет.
Командиры одобрительно закивали. Хайрулло с удовольствием думал о том, как Гапур доложит Кадыру, что говорили о нем. На сердце стало несколько легче.
С другими главарями Хайруллохан говорил мягко, вежливо, даже ласково, всячески выказывая особое к ним расположение.
– Вы, уважаемый господин Сайд Падшах, пойдете на Дарбар со стороны западных ворот. Пусть ударит разом вся топхана[6]. Я верю, сила Аллаха повергнет в прах стены, укрывшие неверных.
Сайд Падшах выступил вперед, прижал руку к животу и слегка поклонился. Вытянутое лошадиное лицо цвета мореного дуба не выражало никаких чувств, кроме сытости. Он выпячивал толстые, чувственные губы и только кивал в такт словам саркарды. При этом его нос, висевший над черными усами, большой, как средних размеров баклажан, зыбко подрагивал.
– Вы, благородный Мухаммад Панах, с вашими храбрыми муджахидами пойдете на крепость со стороны восточных ворот…
Круглолицый Панах, заросший бородой от ушей до глаз, величественно кивнул. Он считал, что джагра[7] не будет суровой. Осада уже истомила правительственных солдат, где им устоять против его бедовых муджахидов, рвущихся к поживе.
– Я вас понял, Хайруллохан.
– Бейте их, благородный Мухаммад Панах! Никакой им пощады! Аллах да пошлет вам удачу!
Он был подчеркнуто вежлив со своими головорезами, этот атаман, который всего час назад
Топхана – артиллерия (
Джагра – битва (
