в дивизии и строился, исходя из этого непреложного правила. Утром – подъем, поверка. Затем – поение и кормление лошадей, седловка. Занятия по строевой подготовке, джигитовка, «рубка лозы», изучение материальной части оружия. Не всякий день, ввиду ограниченного количества боеприпасов, – стрельба по мишеням. Снова – уход за лошадьми. Политподготовка. Громкая читка газет. Полчаса свободного времени. Вечерняя чистка, поение и кормление лошадей.
Гнедой дончак-трехлеток Цыганок не сразу привык к Якову. Артачился, на первых порах аллюр держал неровно. Из-за этого Якову не всегда удавалось правильно вымерить расстояние при «рубке лозы». Остроумный Аверьян Чигрин, темночубый казачина из Семикаракорской, съязвил: «Ты, Яшка, навроде как в лапту играешь. Аль конек не слухае?» Яков, не любивший насмешек, промолчал. Вечером Аверьян подошел в деннике к разнузданному Цыганку, уверенно пощупал пальцем у него в углах рта и заключил: «Заеды. Узда ни к черту! Надо укоротить и подогнуть мундштук. Давай. Зараз свободное времечко, исделаю как положено». И вскоре Цыганок твердо слушался всадника. От бывалых воинов, понюхавших пороха и в Первую мировую, и в гражданскую, набирался Яков кавалерийской премудрости, – казачий внук, по обычаю посаженный в год Тихоном Маркянычем на коня!
В конце марта, отмахав по степи двести верст, 116-я Донская казачья кавалерийская дивизия походным порядком прибыла к станции Кавказской, где, согласно приказу Сталина, в состав 17-го казачьего корпуса были сведены также две дивизии кубанцев. Со сталинградской земли подходила еще одна дивизия донских казаков, пополняясь лошадьми сальских конезаводов.
В начале мая кавалеристы рассредоточились вдоль Азовского моря…
Тяжелая, продымленная ночь падала на степь. Духота ощущалась даже здесь, на берегу. Семь потов сошло с Якова, пока он, оголенный до пояса, дорыл свой окоп. Командир взвода лейтенант Левченко устало присел на корточки, наблюдая, как Яков разравнивает бруствер. На груди бывалого буденновца колыхнулся орден. На широком лице браво смотрелись завитые кончики длинных усов. Он зачерпнул в ладонь комкастой землицы, помял ее и вздохнул:
– Влажная. Налипает на лопатку?
– Вода, наверно, близко…
– Близко. В третьем отделении только до пояса и дорыли… Я с ними буду. А ты уж сам командуй… Если еще при силе, помоги Матвееву-младшему. Из сил пацан выбился.
– Хорошо. А как мои остальные?
– Докапывают. Вот что, Яков… Без моей команды отсюда ни шагу! – предупредил лейтенант, которого казаки чаще звали просто по имени-отчеству. – Приказ есть приказ. Хотя… Сам понимаешь…
– Слушаюсь, Анатолий Филиппович. Можно разок нырнуть?
– Быстро и по очереди. Сейчас ужин подвезут.
Проводив Левченко, Яков пошел к бойцам своего отделения. Иван Манацков, дядька Петро Матвеев и Зосим Лукич Лунин уже завершали работу. Аверьян, управившись
