и тоже смотрел невидящим взглядом на накаленную спираль. Иногда он одну за другой зажигал спички и, не боясь ожога, глядел, как догорают они, и при этом лицо его было умиротворенное и почти счастливое.
На предложение Чумакова умыться старик охотно согласился: оказалось, что мыться он любил и физическую чистоту ставил в связь с чистотой душевной.
Чумаков задержал его у себя, сославшись на интерес, вызванный рассказами, и получилось так, что дедушка остался сначала ночевать, а потом и жить в квартире Чумакова. Тот выделил ему спальню, сам переселился в большую комнату и, доверяя старику, разрешил полную свободу действий. Пете старик сразу не понравился, с присущей ему прямотой он спросил Чумакова:
– Это что за тип?
– Это дедушка, – мягко сказал Чумаков. – Ему негде жить, он пока поживет у нас, хорошо?
– Чей еще дедушка? – спросил Петя. – Твой, что ли?
– Нет, вообще дедушка, ничей. Он очень добрый и умный.
– Это ты у нас добрый, да не умный, – отрезал Петя. – Что ты знаешь о нем? Может, бродяга, может, вор, а ты перед ним распахнул двери. Документы спросил?
– Зачем мне его документы? И разве я у тебя спрашивал, где твой паспорт?
– Да у меня на лице написано, кто я такой, – сказал Петя, и это было чистой правдой.
В мешке у дедушки оказались пучки высушенных трав и жестянка с проволочной дужкой. В первый же вечер он попросил разрешения у Чумакова воспользоваться плитой, тот охотно согласился, и вскоре кухня наполнилась запахами поля и леса.
– Лечишься, дедушка? – спросил Чумаков, незаметно перейдя на «ты». – Что болит-то, скажи. Я врач, помогу, если надо.
– Есть одна болезнь у человеков, – ответил старик, – именуется погибелью тела, а все остальные – лишь дороги к ней. У кого короткая и легкая, у кого долгая и мучительная. Я же ищу лекарство не для облегчения пути, а для излечения от болезни.
– От смерти, что ли? – не понял Чумаков.
– Смерти нет, – отрезал старик. – Есть погибель тела.
– Но лекарство все равно спасет от этой погибели. Так, что ли? Эликсир бессмертия, выходит?
– Пилюля, – поправил старик, и Чумаков чуть не рассмеялся. До того смешным показалось ему это сочетание: «пилюля бессмертия». Чуть ли не «священный клистир».
– Это хорошо, – сказал он. – Это великая цель. И что-нибудь получается?
– Еще немного, – ответил старик. – Осталась последняя плавка. Девятая.
Позднее Оленев разъяснил Чумакову, что «пилюля бессмертия» – это термин даосизма, древней китайской философии. Употребляется также буддийской сектой «Желтое небо», тоже китайского происхождения.
– Странный у тебя дедушка, – хмыкнул Оленев, выслушав рассказ Чумакова. – Он не китаец?
