бородой и длинными волосами, которые в отменном порядке ниспадали ему на плечи. Классическая внешность Предвечного – как ее принято изображать. Облачение старика составлял темно-синий вельветовый балахон без малейших следов перхоти на плечах, отороченный выпушкой из белого меха и украшенный редкими серебряными звездами. В старике, однако, великолепный балахон не превалировал. Глаза – вот что поражало. Удивительные глаза. Темно-серые, с неземной желтой склерой, глубоко посаженные, они содержали мощный коктейль чувств и страстей: участие, доброта, грусть, проницательность, жестокость. Лишь горячий блеск зрачков просачивался из-под бесстрастной маски, которую надел на себя старик в балахоне. Глаза завораживали, перед ними невозможно было хитрить и скрывать, как перед отцом, который все сыновние грехи знает наперед. Причем старый астролог выглядел не просто отцом, но отцом всеобщим – патологоанатомом человеческих душ.
Приблизившись к величественному незнакомцу, Уго преклонил колено, нагнул карикатурно короткую шею и произнес:
– Приветствую тебя, учитель!
Длинные его волосы в беспорядке свесились, закрыв лицо. Старик сделал шаг навстречу Уго, погрузил в его прическу свою жилистую смуглую руку. Примерно с полминуты он нежно перебирал волосы Уго, чуть не мурлыча от удовольствия. Но прошло тридцать секунд – и старик опомнился, открыл глаза, с сожалением убрал руку, а Уго поднялся.
– Ты изменился, ученик, Тарриль, – сказал старик звучно.
– Мне пришлось. Я жил совсем не так, как раньше.
– Ты жил лучше, чем раньше?
– Просто иначе.
Старик покачал головой:
– Ты никогда не изменишься! Что поделаешь – беспокойным ты создан. Это до сих пор меня печалит. Но я смиряюсь перед высшей мудростью. Тебе предначертан иной путь. Тебе – лучшему из моих учеников!
Помолчали. Затем Уго сказал:
– Учитель, позволь представить моих спутников. Это овцепасы Мариус и Расмус из деревни Черные Холмы, что у северной излучины Кельрона.
Старик пристально посмотрел на двух друзей. Мариус под этим взглядом съежился. Расмус, казалось, не в силах был оторвать глаз от черных плит на полу.
– Насколько я понимаю, этим людям и обязан я счастьем твоего прихода, дорогой Уго? – жестко спросил старик.
– Да, учитель, – без обиняков признал Уго. Его нежно изогнутые губы дрогнули. – Извини, я не бескорыстен в отношениях с тобой. Но у меня нет выбора. Только ты один можешь разрешить множество вопросов, от которых зависит моя судьба. А она сейчас крепко связана с судьбами этих парней.
Старик помолчал.
– Они знают, с кем им придется иметь дело?
– Нет, учитель. Я не знал, вправе ли я…
– Вправе. Испытание, которому я их подвергну, делает секреты излишними.
Обращаясь к спутникам, Уго объявил, с трудом удерживаясь
