подростка. А еще в промежутках между забегами Давиду приходилось петь для братьев, по ходу сочиняя своеобразные улигеры – гимны и песни, перекладывая на музыку Священную историю евреев. Вот так, из дня в день, неся послушание, Давид возрастал в добродетели, и незаметно приблизился к Богу. Но будет правильнее сказать – Бог призрел его чистую душу. Совсем неученую, но заключающую в себе единство.
В подражание великому пророку, Давид Лонжимо тоже сочинял гимны, больше похожие на военные марши, – тому способствовало постоянное устремление его души в будущую, небесную явь. И вера. А то, что вера без дел мертва он понимал буквально. Соответственно, любой идеал, любой созданный его верой светлый образ должен, так или иначе, обрести материализацию – достигать цели любой ценой являлось девизом жизни. Поэтому и гимны походили на военные марши, под которые "милиция Псов Господних" маршировала без страха и сомнений в логово еретиков-альбигойцев, и если нужно, смело могла шагнуть даже в ад. И как это часто бывает, его фанатической преданностью идеалам веры не преминули воспользоваться пастыри церкви – они посылали Давида в самое пекло, будь-то деревни вооруженные вилами и косами "добрых людей" на Сицилии, чумные бараки Туниса или лепрозории Палестины, там, где нужно было крепкое слово и непоколебимая вера. И воистину, такая вера порой творит чудеса – Давид оставался доселе жив. Но шел тридцать третий год его жизни, и надо было как-то определяться…
Когда с востока нагрянула орда, принесшая с собой специфический запах и очередную схизму, Давид почувствовал, что это и есть крестный путь его веры; о расправах монголов в Багдаде и Сирии ходили жуткие слухи. И чем они были ужасней, тем больше будоражили душу и горячили кровь – вот настоящее дело! Что говорить о самоотречении и добровольной нищете, и блаженствовать подобно альбигойцам, когда можно доподлинно быстро постигнуть Истину, реально шагнув на крест. То, что альбигойцы с блаженной улыбкой тоже шли на костер, в расчет не принималось – какие могут быть упования у еретиков. А тут до Рая – рукой подать; ведь согласно учению церкви, при жизни окаянного тела это категорически невозможно… В основном, исключительно из этого догмата и велась борьба церкви со всякого рода выскочками – жертвами безумных прелестей и обольщений.
И вот, взяв с собой нескольких братьев-монахов, таких же отчаянных и неудержимых "псов", получив благословение ордена на добровольную смерть и инструкции от легата самого папы, Давид отправился к людям-зверям, вырвавшимся из диких монгольских степей, словно из клетки. Можно только представить себе состояние образованного европейского человека, шагнувшего в бездну невежества и бескультурья – дикой вони вшивой овчины и никогда не мытых тел. Но время пришло.
И что же, в конечном счете, он обнаружил?..
Оказалось, здесь уважают науки! знают труды Аристотеля и Пифагора, изучают детально карту звездного неба, и в богословских вопросах доходят до таких
