Вы позволите воспользоваться вашим экипажем?
– Я бы рад, но моя карета ещё вчера здравствовать приказала, а отец с мачехой уже уехали в столицу. Кроме того, вам сейчас не стоит трястись по колдобинам – откроется кровотечение.
– Значит, я поеду верхом! – Гость встал, с трудом удерживая равновесие. – Свободная лошадь в ваших конюшнях, надеюсь, найдется?
Филипп видел, как побледнело его лицо, глаза будто запали, а нос заострился. Сделав пару шагов, Ладыженский вдруг пошатнулся и потерял сознание, Филипп едва успел подхватить его.
Обморок длился недолго, лишь только Филипп вместе с молчаливым хмурым Данилой переложили раненого на постель, как тот открыл глаза.
Он, было, вновь попытался подняться, но тут же бессильно откинулся на подушку, губы посерели, а на лбу выступила испарина.
– Вы не сможете никуда ехать в ближайшее время, – констатировал Филипп со вздохом.
– Я должен! – сквозь зубы процедил Ладыженский.
Но было совершенно ясно, что это – лишь пустые слова. Дабы осознать сие, гостю потребовалось некоторое время, по истечении которого в его сухом, отстранённом тоне зазвучала растерянность:
– Но что же делать? Я не могу оставаться здесь.
– Почему?
– Как я могу скрываться, если отец в беде? Да и потом, у вас и ваших близких могут быть неприятности из-за меня…
– О последнем не беспокойтесь – батюшка уехал, фискалы тоже, а слуги вас не видели.
– Но отец… Я должен помочь ему!
– Как?
Гость смутился.
– Надобно узнать, в чём его обвиняют, и дать показания, чтобы оправдать. Я должен выяснить…
– Давайте примем как неоспоримую данность, что никуда ехать пока вы не в состоянии. – Филипп прошёлся по комнате. – Что мы можем сделать прямо теперь?
– Мы? – В голосе Ладыженского прозвучало такое изумление, что Филипп внимательно взглянул на него.
Гость смотрел недоверчиво, словно пытаясь понять, что за игру затеял новый знакомец.
– Ну да, – просто пояснил Филипп, ему вдруг сделалось легко и спокойно, – я хочу вам помочь. Раз вы не можете сесть в седло, я поеду в Петербург вместо вас. У вас есть друзья или родственники, которым можно довериться?
Ладыженский надолго замолчал. На осунувшемся лице, словно в волшебном зеркале, отражались попеременно сомнение, недоверие, недоумение, растерянность.
– У меня нет друзей, – тихо сказал он, наконец. – В академии ко мне неплохо относились капитан нашей роты, господин фон Поленс, и мой однокашник, Игнатий Чихачов.
Лиза задумчиво следила взглядом за скользящими по стеклу каплями – к ночи пошёл дождь. Зябко кутаясь в шаль, она стояла у окна, за которым ходили смутные тени от колеблемых ветром ветвей.
В доме было тихо. Давно спала Элен, клубочком свернувшись на кровати. Шуршал за окном чуть зазеленевшими
