исчезнет как можно скорее».
Джеральд прервал его размышления вопросом:
– Где ты остановишься в Лондоне?
Биркин поднял голову.
– У друга в Сохо. Мы платим за квартиру пополам, и я живу там, когда захочу.
– Отличная идея – иметь более-менее собственное жилье, – сказал Джеральд.
– Да. Но я особенно туда не стремлюсь. Я устал от людей, которых постоянно там встречаю.
– Что за люди?
– Художники, музыканты – в общем, лондонская богема – самые расчетливые богемные крючкотворы из всех когда-либо пересчитывавших свои гроши. Но есть и несколько приличных людей, которые умеют иногда вести себя вполне достойно. Они необычайно яростно ратуют за перестройку этого мира – они, по-моему, живут отрицанием и только отрицанием – они просто не могут жить без какого-нибудь отрицания.
– Кто они? Художники, музыканты?
– Художники, музыканты, писатели, бездельники, натурщицы, продвинутые молодые люди – все, кто открыто пренебрегает условностями и не принадлежит ни к одной среде. Зачастую это юнцы, которых выставили из университета, и девицы, живущие, как они говорят, самостоятельно.
– И все свободные от предрассудков? – спросил Джеральд.
Биркин увидел интерес в его глазах.
– С одной стороны, да. С другой – совершенно ограниченные. Но несмотря на все их непристойное поведение, поют они одну и ту же песню.
Он взглянул на Джеральда и увидел, что в его голубых глазах зажглись огоньки странного желания. Он также заметил, как хорош собой тот был. Джеральд был привлекателен, казалось, в его жилах стремительно бежала наэлектризованная кровь. Его голубые глаза горели ярким и в то же время холодным светом, во всем его теле, его формах была какая-то красота, неподражаемая томность.
– Я проведу в Лондоне два-три дня – мы должны как-нибудь встретиться, – предложил Джеральд.
– Да, – согласился Биркин, – но в театр или мюзик-холл мне не хочется – лучше ты заходи ко мне, посмотрим, что ты скажешь о Халлидее и его приятелях.
– С большим удовольствием, – рассмеялся Джеральд. – Что ты делаешь сегодня?
– Я обещал встретиться с Халлидеем в кафе «Помпадур». Это отвратительное место, но больше негде.
– Где это? – спросил Джеральд.
– На Пиккадилли-Серкус.
– Понятно – пожалуй, я туда подойду.
– Подходи. Мне кажется, тебя это позабавит.
Близился вечер. Они только что проехали Бедфорд. Биркин смотрел на природу и чувствовал какую-то безнадежность. Он всегда так себя чувствовал, когда поезд приближался к Лондону. Его неприязнь к человечеству, к скоплению человеческих существ, была почти патологической.
– Там, где вечер залил алым светом луг, и вокруг… – бормотал
