встречался со мной, никогда не воспринимал меня, как равную себе. Его «малышка» не было милым прозвищем, а являлось сухой констатацией факта.
С Максимом Михайловичем все в разы хуже. Ему – двадцать девять лет, он мой учитель русского языка и литературы, к тому же классный руководитель.
А еще он женат.
– Максим Михайлович, – так и не дождавшись от него ответа, начинаю я. – Вы целовали меня… – Я опускаю взгляд. – А как же ваша жена?
Он щурится и, усмехнувшись, едко спрашивает:
– В тебе никак проснулась женская солидарность?
Я тут же вспыхиваю. Пора бы привыкнуть к быстрой смене настроения Максима Михайловича, чтобы не стоять перед ним с открытым ртом.
– Даже если и так, – твердо произношу я, – это ничего не меняет. Я не хотела бы оказаться замужем за человеком, который смог бы поцеловать другую. Ведь это…
– Предательство, – заканчивает Максим Михайлович вместо меня. – Все, что касается меня и моей жены – очень непросто, Маша, и я, если честно, не готов, да и не хочу, об этом говорить.
– В тот день, когда вы нашли меня в супермаркете недалеко от вашего дома, я встретила там своего любимого человека, – говорю я. – Он бросил меня, потому что я была для него слишком маленькой. В том магазине он выбирал пирожные для своей новой девушки, с которой начал встречаться еще до расставания со мной. Сначала это задело меня за живое, впрочем, вы и сами все видели. – Он кивает, не перебивая. – Потом я много думала об этом и в какой-то момент поняла, что рада, что мы расстались. Ведь Виктор лгал и своей новой девушке тоже, не мог же он рассказать ей обо мне! Их отношения начались со лжи, ею они и закончатся.
– Зачем ты говоришь это мне? – не понимает учитель.
– Лучше быть одинокой, чем обманутой. Это ужасно – быть с человеком, который не заслуживает твоей любви.
Максим Михайлович скрещивает руки на груди, и я вижу четко выделяющиеся вены на бледной коже.
– Я понял, куда ты клонишь, – спустя минуту говорит учитель. – Ты считаешь, что я обманываю свою жену. Ведь так?
Киваю в ответ. Зачем я буду отрицать очевидное?
– Я бы не посмел поступить так с любимым человеком, – говорит Максим Михайлович.
Это значило лишь то, что он не любит свою жену, но совсем не оправдывало его. Штамп на четырнадцатой странице российского паспорта накладывал на людей определенные обязательства, которые учитель не выполнил.
Впервые ли?
– Чувства здесь совсем не причем, – шепчу я.
– Ты права, – неожиданно соглашается Максим Михайлович. – К тому же, я в этом совсем не разбираюсь.
Наш разговор снова заходит в тупик. Как так получается, что начиная говорить об одном, мы непременно переходим в другое русло, все сильнее запутываясь в безумии? Что сделать мне – нам, чтобы вернуться в начало нашего пути и не свернуть в ту сторону, где все грани между мною и Максимом Михайловичем стираются, превращаясь в багровые пятна на моей
