или искали новое поприще. Но, разумеется, были и исключения. Большинство прекрасных и не очень танцовщиц были уже замужем, подцепив кавалеров, пока были способны вскружить кому-нибудь голову.
Я же оставалась одна.
Вероятно, это было следствием того что, будучи занятой своей балетной карьерой, я не придавала большого значения карьере семейной. Я просто не могла сосредоточиться на двух делах сразу. Мне нравился балет, и я с упоением занималась им, ездила в Италию, Францию, чтобы отточить свое мастерство.
По возвращении из Европы мне не терпелось блеснуть новыми знаниями и техникой. Грациозная и полная уверенности в себе, я с видимым превосходством демонстрировала свои умения перед остальными танцовщицами. Ловя на себе их завистливые взгляды и презрительные ухмылки, я всё же не могла поставить себя на уровень достойной скромности. Вероятно, истоки моего поведения лежали в том далёком дне, когда я услышала от учителя танцев, что я «деревянная бездарная девошка». И всю мою жизнь, я старалась доказать, я – другая, я – гораздо лучше…
От театра мне была назначена мизерная пенсия, которая таяла в первый же день получения. Пенсия не успевала расти за инфляцией, которая была просто чудовищной.
Последнее время я питалась очень плохо – почти не было денег. Я продавала кое-какие вещи, и безумно жалела о том, что тогда сгоряча вернула все драгоценности своему любовнику.
Вспоминая мою балетную жизнь и карьеру, я видела всё прошедшее как бы в тумане.
И в один прекрасный момент спросила себя, действительно ли это было то, о чём я мечтала? Или погнавшись за мишурным блеском подмостков, я упустила что-то важное? Несомненно, я любила театр, и он стал неотъемлемой частью моей жизни. Да и как могло быть иначе, когда я ничего кроме балета и не видела, с тех пор, как мне исполнилось девять лет.
Поддавшись общему потоку поведения и мыслей, я пыталась жить, как все. Все стремились быть первыми, и я стремилась. Все старались завести богатого покровителя, и я старалась. В общем, это была своеобразная балетная волчья стая, в вытье которой явственно различался и мой голос.
За эти годы я так не завела себе подруг. За редким исключением все в театре постоянно составляли заговоры и сплетничали. Опытные и маститые примы были изрядными интриганками, и умело устраняли конкуренток. Комар носа бы не подточил, как ловко это совершалось. Одну хорошенькую и не в меру прыткую балерину, которая, по мнению примы, совершенно потеряла от наглости голову, она, любезно улыбаясь, подружила с неким богатым и властным человеком, который силой заставил ту уйти из театра. Другая и вовсе умерла во цвете лет, неизвестно отчего. Портились платья, пуанты, посылались букеты, в которых вместо любовных записок были проклятия. Однажды, кем-то даже были отравлены иголки, которыми зашивали платья перед выступлениями. Это делалось прямо на балеринах, и один укол мог стоить жизни.
Много ещё пакостей делали друг другу эти
