снова вступит в борьбу. Однако у него-то законной власти нет. Именно Петр Пустынник является верховным магистратом крестового похода, его Praetor peregrini.
Но эта мысль, мелькнувшая в его мозгу со скоростью молнии, так же быстро и угасла. Петру стали чужды подобные истории. Политические махинации были ему отныне совершенно безразличны. Аристократы больше всего любят рвать друг друга на куски, ну и на здоровье! Он выше этого. Он человек Божий.
– Возможно, я… – начал он, не очень понимая, что хочет сказать.
Наверняка его замешательство не осталось незамеченным, потому что на лице герцога он уловил мимолетную победную улыбку. Как ни странно, этот знак презрения, который прежде вызвал бы вспышку гнева, совершенно не задел Петра. Он вдруг почувствовал, что устал. Им владело единственное желание – заняться своим псевдособором и чтобы все от него отстали.
– Да, вы правы, господин герцог. Поступайте, как считаете нужным.
По-прежнему удерживаемые мощным магнитным полем на высоте двадцати метров над землей транспортные войсковые баржи поднимались вдоль длинного пандуса, чтобы проникнуть в Новый Иерусалим через южные ворота. К середине дня песчаная буря улеглась достаточно, чтобы солнце снова могло метать свои испепеляющие лучи в город крестоносцев.
Больше половины мест в кабинах остались свободными. Никто не осмелился спросить о количестве убитых, но как минимум триста человек сложили головы в сражении. Горячка боя спала, и теперь в рядах царила тягостная тишина. Ни у кого не лежало сердце ни рассказывать о своих подвигах, ни даже громко шутить, как это часто делают возвращающиеся с фронта солдаты, чтобы убедиться, что они точно живы. Теперь все понимали, что, если бы не приказ об отходе, никто из них не выбрался бы. А главное, воспоминания о злодеяниях, которые они совершали в разгар сражения, оставляли во рту привкус горечи. Осознание того, с какой ошеломляющей легкостью может порваться ваша цивилизованная оболочка, уступив место свирепому звериному обличью, здорово выбивала из равновесия.
Если в этот день массированного наступления на улицах Нового Иерусалима народа почти не было, то на посадочной площадке, напротив, были развернуты солидные силы военной полиции, ожидающие возвращения подразделений под командованием Танкреда Тарентского.
Льето, во время посадочного маневрирования летательного аппарата поглядывавший на землю через иллюминатор кабины, восхищенно присвистнул:
– Они приняли крутые меры. На этот раз ты их действительно допек.
Танкред бросил взгляд наружу и обратился к другу:
– Обещай, что будешь держаться в стороне, Льето. Ничем хорошим эта история не закончится.
Фламандец исподлобья глянул на нормандца.
– Ты предлагаешь мне бросить друга? Ты предлагаешь мне плюнуть на участь брата?
Танкреда захлестнула буря эмоций, к глазам подступили
