времена – еще даже до шальной былинной молодости Савросьи – в Заиндене мельница была, и съезжались на нее с зерном в положенную пору семьи и мельник сам был мужик зажиточный и основательный, поставивший в Заиндене кроме дома и мельницы непокоевы хоромы с каменным подклетом – чуть поодаль, на взгорке, откуда видны были окрестности до самой туманной сини закругленного края земли.
Окрестности, надо сказать, были устроены здесь щедро и гармонично: боры перемежались лугами, немного поодаль начиналась степь с озерами, в которых вода была трех видов: соленая, щелочная и пресная, в одном бору были болота с ягодником, на краю другого бил горячий ключ, на который ходили стирать и купаться летом, а зимой – попросту любоваться.
Местный врач – Александра Андреевна, жена учителя и, собственно, мать этого большого семейства, уже договорилась с плотником Андреем о красивом срубе с купальней, в которой можно будет делать «воды и ванны», но Тевье, очередь которого была листать книгу законов в Домине в тот день прошлой осенью, когда Александра Андреевна пришла узнать, как получить на все государевы разрешение и одобрение, посоветовал ей не ввязываться ни в какие волокиты, потому что скорее умрешь, чем получишь все бумаги, а идти к Савросье и сговорить ее на партнерское ведьмовство по самозанятости. Александра Андреевна поначалу со смехом отвергла даже идею совместного дела с Савросьей, с которой у них было множество расхождений по врачеванию, но, взвесив все, прихватила свою рябиновку и постучала к Савросье во двор. О чем они говорили в тот вечер уже не так важно, но ранней зорькой (осенней зорькой, часов в десять) обе они уже стояли на Горе с какими-то исписанными листами в руках, а Лены в шесть рук накрывали стол к утреннему чаю в общем парадном флигеле.
Лешуня, встречая у колодца Савросью после того бабьего сговора проворчал, что мол, понятно, зачем пять баб на одну думку, две запутывают, одна распутывает, одна раздумывает, одна передумывает, но отдал ей самодельный чертежик ряма, к ключу примыкающего, на котором было отмечено, где можно копать, где нельзя, чтобы не повредить по незнанию ничего.
– Мое это хозяйство болотное, а ты не зашла, не спросила!
– Да будет тебе, Лешуня, – непривычно тихо сказала ему Савросья, – как я без тебя на болото зайду? Просто хотели сначала сами все понять, а потом уж у тебя разрешения просить…
Тут Савросья за спиной Лешуни заметила тетку Катышеху, одну из тропиночных, еще не определившихся в бытовании, а потому не совсем своих, ковылявшую домой с сумкой на колесиках из магазинчика на торжке, и внезапно повысив голос препротивно закончила: «Все тебе, чудище оглоедное, мало куражится, весь забор на ту сторону завалил, подымай теперь силою своею богатырскою, тока не надорвися!» – и ухватив за ремешок потащила Лешуню прочь с чужих глаз в ограду к дереву, договаривать.
С тех пор многие были включены в задумку Александры Андреевны, дело двигалось и только Фаустов Муж громко и со значением говорил,
