– как минимум две, а чаще больше. Они летят деловито, вытянув шеи и быстро перебирая крыльями. И хотя теперь утки, изменив вековым привычкам, остаются зимовать в городе, все равно, когда он видит их в небе, у него возникает странное чувство близящихся перемен.
Ему теперь стало нравиться всё, что изменяется, исчезает, что невозможно зафиксировать, описать в двух-трёх словах. Поэтому его так привлекает небо.
Над крышей соседнего дома за сквером большое облачное нечто постоянно меняет форму. Может быть, это проплывают мимо разные облака, то сливаясь друг с другом, то вновь обретая самостоятельность, а может, одно и то же облако примеряет на себя разные образы… Только что оно было похоже на потягивающуюся кошку, теперь – на пирожное со взбитыми сливками, а еще через минуту станет горной вершиной, пенистым прибоем или снежной кроной большого дерева.
Иногда облака отражаются в окнах дома напротив, и возникает иллюзия, будто они живут там, внутри него. А тому, кто обитает в нём на самом деле, наверное, кажется, что они поселились здесь, в его квартире…
На днях он видел удивительное зрелище. Ему показалось, что он встретил такие облака в первый раз в жизни, хотя, скорее всего, раньше просто не обращал внимания. Они были похожи на горы, нарисованные китайским художником. Как будто небо – это свиток шелка, на котором тонкой кистью изображен горный пейзаж. Он не удивился бы, если бы увидел там очертания пагоды.
Созерцание теперь притягивает его больше, чем умственный процесс. Он научился любоваться облаками, деревьями и быть счастливым просто от того, что может это видеть, что он жив, что ему повезло больше, чем тому мужчине, который сидел с ним рядом.
Облака, подсвеченные солнцем, как будто улыбаются. Они маленькие, легкие, мимолетные – в буквальном смысле этого слова: они летят мимо. Но при этом успевают улыбнуться, успевают… нет, не запомниться, но остаться где-то в подсознании… Пусть детали моментально теряются, стираются из памяти, но это не так уж важно. Важна яркость момента. Как жаль, что раньше он так редко оглядывался вокруг себя, так редко поднимал голову!.. Теперь он часто останавливает взгляд на окружающих предметах, вглядывается в какую-то простую вещь и не может оторваться… Например, в завитки и изгибы морской раковины, лежащей на письменном столе. Или просто в ритм печных труб, в неровные кирпичи брандмауэра, в стакан с чаем, в конце концов. Ему хочется схватить это, передать, запечатлеть…. только не словами: слова ничего не значат.
После того, что с ним произошло, он провел в полной прострации почти всю зиму, даже не пытаясь выбраться из глубин полярной ночи. Засыпая, он забывал о своей беде, во сне видел себя здоровым и бодрым, но каждое утро неуклонно возвращало его к действительности, погружая в такую пучину боли, что хотелось немедленно принять снотворное и снова упасть в забытье.
Но однажды – это случилось весной, в марте, – вынырнув из ночного тумана, он долго лежал в постели, пытаясь понять, почему ему стало так хорошо… непривычно хорошо. И с удивлением почувствовал, что это из-за запаха
