Даже чарующий голос куда-то исчез – теперь она скрипела, как несмазанная телега. Лицемерно обрадовавшись, князь тем же вечером уехал в Москву. Через месяц он скоропостижно женился.
– Так я не дорассказала про Нестора Викентьевича, – майорша давно покончила с пирожными и автобиографией и теперь налегала на бублики со сплетнями. – Знаете, от чего умер?
– Что? – князь из-за раздумий не услышал вопроса.
– Как умер Нестор Викентьевич! – громко повторила майорша для симпатичного, но глуховатого постояльца. – Одолжил он под залог крупную сумму. В назначенный день приходит должник и кидает пачку купюр, туго бечевкою перевязанных. Нестор Викентьевич хотел пересчитать, но посетитель заторопился. Вы, мол, меня давно знаете, а мне бы залог побыстрее да расписку. Нестор Викентьевич все отдал, а пачку только к вечеру развязал. Глядь, а банкнот-то в ней только две. Снизу и сверху! На двадцать тысяч убытку! Вот сердце и не выдержало!
Дашкин подскочил и чуть не закричал: «Эврика! С волками жить, по-волчьи выть!»
– Что с вами, ангел мой? Неужто колика?
Князь отмахнулся, мол, отстаньте. Майорша покачала головой:
– К Марфушечке вам надо!
– Вы о той, что у Лаевских живет? – спросил Дашкин. – Юродивая?
– Зря вы так! Блаженная! Я со своей хворью пошла, подала десяточку…
– Десяточку?! Дуре – десяточку?! – поразился князь.
– Не скажите, Кирилл Арсеньевич! – обиделась майорша. Князь для конспирации назвался так. – Говорят, из дворян Марфушечка! Из столбовых! Напрасно головой качаете! Семья ее на пожаре сгорела – муж да детки, вот и отправилась странствовать, людям помогать. Я пришла, десяточку подала, а она хвать мой платочек. Прямо из рукава выдернула, потом высморкалась и мне обратно кинула.
Дашкин не выдержал, расхохотался. От народного поклонения убогим князь-либерал был далек. В прожектах предлагал искоренять сие явление путем полного запрещения.
– Смейтесь, смейтесь! А я платочком тем иконку в спаленке накрыла. Десять лет отеками маялась, а тут враз полегчало!
– Неужто отеки прошли? – удивился князь, наблюдая, как майорша выжимает из самовара последние капли.
– Нет, не прошли! Маяться перестала!
Допив чай, майорша ушла, и до наступления сумерек князю никто не мешал. Он хорошенько рассмотрел приехавшую из церкви Ирину Лукиничну (вроде не она) и худышку-дурнушку (тоже не похожа). После Змеевой через парадный вход проходили только мужчины.
Стук в дверь заставил князя спрятать подзорную трубу за штору.
– Кто там? – спросил он недовольно.
– Какой-то нищий! Вас требует! – прокричала майорша. – Прикажете выгнать?
– Нет! Пусть заходит! Это мой… – князь чуть не проболтался. – Это мой нищий!
У Петрухи блестели глаза и заплетался язык. Нищенствовать ему понравилось. Выяснив, что Марфуши дома нет, он сообщал эту новость приходившим богомольцам,
