глядел вокруг глазами огромными – словно бы из какого-то сна… и словно бы в какой-то другой сон.
И не замечал, по непривычке, этого – о своих таких округлённых глазах.
Главное же – кажется и кажется: на тебя смотрят! только на тебя все тут и смотрят!
Ведь всего неделю, как говорится, «со свободной совестью»…
Но так – только говорится.
Пока…
Удивления всякие мелкие были в нём – и хорошо, правда, что хоть есть чему удивляться. – Не зря же возвращался.
Как расплачиваться в троллейбусе… как зайти в любой магазин…
Да и просто: как люди идут… как разговаривают… как смеются…
И в деревне – то же.
Тут – настоящий асфальт!
Крыши вон теперь некоторые – в каких-то металлических, что ли, ребристых зелёных-синих листах…
А палисадники – чуть ли… не в тех же решётках… в проволочных сетках-клетках!
И пока такое удивление – удивление ли только это?..
Может быть, это – и в самом деле – какое-то начало.
Настроение такое… будто ты с того же поезда только что сошёл, идёшь уж по перрону – и вдруг видишь в окне вагона, в котором ехал, свою забытую вещь…
Настроение – такое.
Пока.
Всё осталось в нём – с его молодости: кряж, торопливая сбивчивая речь, голубые, с чёрной точкой зрачка, глаза…
И даже обыкновение накрывать эти глаза верхними веками как бы полусонно: или стыдливо, или надменно…
Только теперь – коротко стрижен.
И всё лицо – в бороздах в глубоких…
Но и в глазах, и в осанке, и в походке – та же уверенность и стать, какие бывают только у красавцев.
Он впервые – впервые в жизни почувствовал стыд… или что-то вроде стыда… за свою такую повадку-выправку.
Шёл он по деревне – и вся она, а не только какие-то женщины у магазина, смотрела на него.
Юрка Шустров вернулся!
Ещё бы: теперь у всех, говорят, эти самые, как их, мобильники.
Помнит, небось, вся округа – и его красоту, и его силу… ну и… всё остальное.
Невысок – но примечательно широк в плечах и с пышной копной белокурых кудрей.
И – улыбчивый, белозубый. – Только внезапно.
Долго молчит – и вдруг тараторит что-нибудь насмешливое.
В походке торопливый – а как уж стремителен и ловок в драке!
Школу прошёл, конечно, кое-как. И сразу в город. Там на завод. Кем ещё, грузчиком.
А жену – увёз с собой.
Отсюда, из деревни.
Самую красивую.
…И он – к дому Тихоновых.
Заходил ли в деревню, кто жив, к своим?..
А сразу – к Тихоновым!
Не заперто!
Не увидели, значит, его в окно, и не успел ещё никто позвонить.
А вон кто-то у них на огороде… Там – пусть…
И он – по крыльцу, по коридору
