своей беспощадностью, силой и форменной изобретательностью, более известные как особый почерк в определенных кругах. Не до каждого доводилось его доводить. И сейчас этот человек сидит напротив, откинувшись на спинку стула и смотрит куда перед собой. Смотрит с ярко выраженной агрессией. Губы чуть разомкнуты, глаза широко раскрыты, цветом серого стекла вместо привычных янтарно-зеленых. А я буквально физически ощущаю, как начинаю краснеть, отчего все сильнее сжимаю ручку кофейной чашки, так, что белеют костяшки пальцев. Напряжение заметно нарастало. С каждой минутой. И причем не только межличностное. Будто вторя разряженному атмосферному давлению, вечернее небо за его спиной вмиг заволокло тучами. Не прошло и минуты, как на руку ему упала тяжелая теплая капля. Он одарил ее цепким непродолжительным взглядом, затем встал, отодвинув от себя стул, чинно обошел вокруг стола и, не проронив ни слова, взял меня под руку и повел внутрь заведения. Едва мы поднялись по ступенькам, как с неба хлынул настоящий поток. Дождь с шумом падал на шаткие столики и навесные клумбы цветов, грохотал по натянутому тенту, гасил свечи в лампионах. Он буквально разрезал тяжелыми прямыми нитями пространство, сквозь которое очертания домов, расположенных напротив, расплывались, словно смотришь на них сквозь залитое водой стекло витрины магазина. Мы же стояли не за стеклом, а почти у самого входа по-прежнему под руку и внимали запах дождя, недвижный, раскаленный воздух, остро смешанный с запахом тела, духов и влажных волос.
Боковым зрением я заметила, как Веня в пол оборота изучает мое лицо. Бесконечно чужое и близкое, как он когда-то выразился, всегда неизменное и всегда новое. Он блуждал взглядом по каскаду волос, частично касающихся его плеча, дотрагивался до кожи, наверняка отмечая про себя ее несовершенства и огрехи в потерявшем под конец дня всю свою свежесть макияже. Он всегда был внимателен к мелочам. Ни одна деталь, ни один элемент не могли ускользнуть от него, когда речь заходила о его интересе. Только так можно сохранять контроль и самообладание. Хотя бы на какое-то время… Ведь он знал, полагаю, куда более прекрасные, более умные и чистые лица, но и знал также, что нет на земле другого лица, которое обладало бы над ним такой властью. Но разве не он сам наделил его ею?
Я перенесла вес с ноги на ногу и, затаив дыхание, чуть потянула покоящуюся ладонь на сгибе его руки. Он сразу же уловил попытку моего движения и будто стремясь сохранить нечто зыбкое и ускользающее, сильно сдавил локоть. Я взглянула на него исподлобья. На его небрежно причесанных волосах играли резкие блики света.
– Ты мне руку сломаешь, – заговорила я, повернув голову так, что почти касалась носом его шеи чуть выше воротника.
– Главное, чтоб жизнь не сломал, – ответил он, опустив голову чуть ниже дозволенной точки субординации.
– Осмелишься? – усмехнулась я, обдавая его шею порцией горячего дыхания. – Уж кто только ни пытался!
– Кто
