путешествиях и исходя из своей профессии я имел общение с большим количеством самых разнообразных людей, от веселого уборщика нечистот до угрюмого и горделивого барона и более не желал разговора ни с кем из них. Если кто-либо оказывался противоположного моему мнения, то я избегал его, ибо вражда казалась мне ненужной тратой времени, а любой, придерживающийся моих представлений становился уже по той самой причине невероятно для меня скучным. Идеальным для себя положением я видел мир, в котором каждый имел совершенно отличное от другого мнение, но подобное казалось невероятным даже философам. Имея предрасположенность сбиваться в группы по пристрастию к определенным запретам, люди никогда не допустили бы подобного.
– Ни в чем не может быть никакого равенства. – она визгливо хихикнула. – И я вам сейчас это докажу.
– Смотрите. – она торопливо облизнулась, схватилась за пряжку с головой крокодила, дернула ее, высвобождая ремень. – Сейчас.
Одну за другой она медленно, с упорным усердием, высунув кончик языка, извлекла из петель черные пуговицы ширинки. Лодочник наблюдал за тем со спокойным и терпеливым высокомерием, время от времени бросая на меня заинтересованные, любопытные, подозревающие взгляды, беспокоясь о моей возможной реакции, не наблюдая таковой и позволяя себе все большее успокоение.
Когда его член вывалился, выпрыгнул в ее руки бледной тяжестью напряженной плоти, упал в ее случайно оказавшиеся подставленными ладони неожиданным и давно желанным даром, ударился о них с нежным, насмешливым шлепком, она удивленно вскрикнула и подалась назад, едва не упав при этом, выставив в сторону руки, но удержавшись и не позволяя себе ни на мгновение отвлечься от представшего перед ней зрелища.
Понадобилось мгновение для того, чтобы она смогла вернуть себе уверенность. Обернувшись, убеждаясь в моем внимании к ней, словно было все происходящее предназначенным для меня представлением, она облизнулась и снова пальцы ее потянулись к мужской плоти, обвисшей в срединном напряжении, тревожно покачивающейся, подрагивающей, ожидающей чужого прикосновения. Указательный палец Ларманы вытянулся, ноготь замер, едва не царапая трепещущую бледность. Наклонив голову, она всматривалась в подрагивающий, словно первые мгновения затмения, медленно вытягивавшийся и поднимавшийся член, обретавший вместе с тем и все больший изгиб, распрямлявшийся с мягкой медлительностью, подобно крыльям бабочки, и глаза ее не желали моргать, не позволяя себе пропустить ни мгновения того возвеличивающего зрелища. Левая ладонь девушки прижалась к щеке в странном жесте неверия и сомнения и легко было понять ее, ибо даже мне, побывавшему во многих больницах и спальнях, лишь пару раз доводилось лицезреть мужскую плоть столь впечатляющих размеров. Тугие вены, обвивавшие ее, тянувшиеся к острой головке, казались мне толщиной с мой мизинец. Едва ли
