его отступления, я вскочил и встал возле кровати, чувствуя под ногами в тонких носках прохладный деревянный пол. Кулаки мои не желали разжиматься, ноздри раздувались, сердце пыталось пробиться к легкому, вцепиться в него клыками, разорвать его влажные стенки, прорваться в аппетитную пустоту. Фламар все еще находился в ее теле, наполовину торчал из нее, подрагивая от продолжавшихся остаточных сокращений, призрачного эха наслаждения, волновавшего ее мягкие бедра. Правая нога ее вытянулась, левая оставалась полусогнутой, пальцы вытянутых рук сжимали и отпускали простынь, обрывки ночной сорочки собрались под ее ребрами пенистой темнотой. Опустив веки, она лежала, постанывая в отстраненном изнеможении и никак не ответила, когда я извлек из нее фламар и я чувствовал себя довольным своей работой.
– Доктор! – только когда я вернул его к оставшимся в тот день без женщины собратьям, голос пришел к ней, пусть и в самом слабом, едва слышном полумертвом воплощении своем. – Кажется, мне никогда не было так хорошо.
– Прекрасно, моя дорогая. – стальные тигры с щелчком вонзили свои клыки в защелки. – Именно для этого я и прихожу к вам.
Случай ее все больше напоминал мне встречавшееся ранее только в учебниках и требовал, как верно указывал Кабросс, не только значительно более внимательного изучения, но и немного других воздействий и наблюдений. Перед уходом я снова заглянул в кабинет инженера, отрывая его от математических вычислений, вершимых при помощи триединой логарифмической линейки.
– Я слышал даже здесь. – инженер сокрушенно вздохнул, быстро записал еще одну цифру в громоздкую, занимавшую едва ли не половину стола тетрадь. – Бедняжка. Неужели нельзя сделать процедуры менее мучительными?
– Нет. Более того, я вынужден признаться вам в совершенной мной ошибке. – лишь несколько раз за свою практику мне приходилось делать подобные заявления, но я научил себя оставаться спокойным и твердым, произнося их. – Я недооценил состояние вашей супруги. После сегодняшнего сеанса вы заметите существенное улучшение, но потом оно может резко и сильно ухудшиться.
– Что вы предлагаете? – он отложил ручку в сторону, подцепил пальцами уголок тетрадного листа.
– Мне нужно понять, что именно с ней происходит, как обстоит ваша интимная жизнь. Для этого я должен увидеть ваше соитие.
– Вы имеете в виду, присутствовать, когда мы будем вместе? – брови его поднялись от недоверчивого изумления.
– Именно так. Есть что-то в вашей жене, ускользающее от моего понимания. Как будто я наталкиваюсь на преграду, не позволяющую мне найти нужные метод и средство. Я должен увидеть, как она ведет себя во время близости с вами.
– Все это звучит так странно, доктор. – он прикоснулся пальцами ко лбу, стирая пот. – Я понимаю, что это может быть необходимо, но мне и самому будет сложно сделать
