девушка, которая была с тобой в деревне?..
– Она самая.
– А что она здесь делает?
Мэлтин прищурился.
– Да то же, что и все. Воюет.
– Но она же…
– Ты хочешь сказать «она же девушка»? Ну да. Ласка вполне могла бы сейчас сидеть дома и подтирать сопли своему четвертому ребенку… после того, как три первых померли бы с голоду. Ты знаешь, как это бывает? Сначала имперцы сдерут с нас «законные» налоги, а потом приходят люди «Бешеного принца» и берут все остальное. А если им кажется, что мало – жгут деревню. Или гонят на конях прямо по полю, вытопчут там все посевы – а на следующий год опять плати налоги каларийскому наместнику. Вот только чем?
Под уничижительным взглядом Мэлтина «дан-Энриксу» стало как-то не по себе. Он облизнул сухие губы.
– Я… не знаю. Разве гарнизоны каларийских крепостей не защищают вас от «Бешеного принца»?
Мэлтин выразительно скривился.
– Имперцы защищают? Одноглазый говорит, что мы для них вроде овец. Пока есть шерсть – стриги, нет шерсти – можно и под нож. Но даже если они и пытаются нас защищать, то нам от этого не легче. Они вышибут Эзара с его шэддерами на тот берег Ины, а когда те возвращаются, то вымещают зло на нас же. Рассказать тебе еще про Ласку? Ее изнасиловали «Горностаи», потому что вся ее семья успела похватать свои припасы и сбежала в лес, а она отстала. И никто даже не обернулся посмотреть, что с ней будет – ни родные, ни ее жених. Гвардейцы еще несколько недель возили ее с собой, пока она не смогла убежать. Говорит, что стащила нож и перерезала одному из них горло. Думала убить Эзара, но пришел не он, а рисковать и ждать было нельзя – нож запросто могли найти и отобрать. В свою деревню она больше не вернулась, а прибилась к нашему отряду. И если ты считаешь, что из всех нас у нее были самые веские причины, чтобы ненавидеть «Бешеного принца», то ты очень ошибаешься. Вот Сайрем – это тот седой, который угощал тебя настойкой, – он и вовсе…
Тут человек, который спал возле потухшего костра, завернувшись в плащ, перевернулся на спину, и Мэлтин замолчал.
– Ну ладно. Дело, в общем-то, не в этом, – сказал он слегка смущенно. – Я просто хочу, чтобы ты понял: здесь тебя никто не тронет. Ты теперь для нас, как свой.
Крикс, еще находившийся под впечатлением от мрачной речи Мэлтина, был удивлен его внезапным заключением и уже собирался уточнить, что тот имел в виду, но не успел.
Седой повстанец выпутался из плаща и сел, моргая, словно оказавшийся на солнце филин.
– Что ты разорался, Мэлтин? – мрачно спросил он. – Я, можно сказать, только заснул.
– Да вот, пытался объяснить имперцу, что он может чувствовать себя как дома, – отозвался «мародер» немного скованно.
– Ну, тогда ладно. А то мне послышалось, что ты называл мое имя. Что только не померещится спросонья!
Сайрем выдержал многозначительную паузу, продолжая сумрачно смотреть на Мэлтина, и только потом обернулся к Риксу, так и не донесшему до рта ни одной ложки
