на отца, увидел, что он стоит неподвижно, но изо всех сил сжимает кулаки.
Потом я сбежал оттуда, пошел на могилу матери – так быстро, как только сумел. Сразу же потерялся; кладбище изменилось, хотя бы потому, что по какой-то причине тут вырубили большую часть деревьев и понаставили урн; некоторое время я петлял, не в силах попасть на место, в какой-то момент просто побежал, не думая о том, обратит ли кто-то на меня внимание, потом остановился на миг, чтобы перевести дыхание, и понял, что стою у могилы Дарьи. Под простым белым крестом лежала кипа сухих цветов. Рядом громоздились пустые, треснувшие скорлупки от кладбищенских лампад. Тут давно никого не было. Может, под кучей сухих цветов, положенных еще на День поминовения – а то и раньше, – был наш снимок на Психозе, который кто-то сюда приволок. Я надеялся, что нет. Не хотел проверять. Только прикоснулся двумя пальцами к кресту, который оказался холодным, грязным, мокрым на ощупь. И я сразу же побежал дальше, поскольку почувствовал резь в желудке.
Смотрю налево. Кто-то к нам идет. Кажется, мужик, которого я видел у дома. Но тогда он носил куртку моро и резиновые сапоги, а теперь он идет к нам, одетый в скучный черный плащ.
– Брачак, – говорит мой отец.
– Томек, – отвечает мужик громко, издали.
– Это лесничий, – объясняет отец.
– А Гжесь где? – пожатие руки Брачака сильное и крепкое. Он сам – низкий и квадратный, улыбчивый, загорелый, редкие короткие волосы у него вьются. С виду он слегка напоминает итальянца или грека.
– Не знаю, – мой отец пожимает плечами.
– Гжесь спит, – отвечаю я. – Еще спит.
Тот вернулся из города утром, совершенно пьяный. Я видел, как он вылезает из машины и едва идет в сторону калитки, а потом к дверям своего дома. Сам я сидел на ступенях лестницы во двор. Пил дешевое пиво из «Бедронки» [41], которое нашел в подвале в промышленном количестве. Хотел позвать его, но предпочел никого не будить.
– Ну и как, увидимся? – спрашивает Брачак.
– Увидимся, но я утром еду на территорию, в Пепельный Сад, узнаю, как оно там, – говорит мой отец.
– Нам бы всем стоило встретиться, – отвечает Брачак.
– Будут и следующие, – говорит отец, глядя перед собой и качая головой.
Брачак хочет что-то сказать, но не говорит ничего, только хлопает отца по плечу. Тот вздрагивает.
– Лучше всего у меня, в сторожке. Аккуратно, – говорит Брачак. – Все обговорим. Подписи уже ведь собраны, взнос в гмину сделан. Все закрутилось.
– Будут и следующие. Они этого не допустят, – повторяет отец как заклинание.
Отец даже не смотрит на Брачака, глядит куда-то вдаль, за могилу мамы. Лесничий стоит и всматривается в его профиль, словно пытается заставить отца, чтобы тот, наконец, развернулся в его сторону.
– Ты уверен, что это работа
Сеть продовольственных магазинов низкой ценовой категории.
