увидеть. Ладно хоть почуять смог, и то – с подсказкой.
– Хочешь сказать, книга зачарована.
– Не побожусь, – де Фокс пожал плечами, – но думаю, да. Что с ней не так?
– Я не смог ее прочитать. Я не знаю этого языка, я нигде не нашел даже упоминаний о нем. Смесь иероглифов и рун, прореженная чем-то вроде… графем?.. бес их поймет, букв эллийского и румийского алфавитов. Такое впечатление, что кто-то спятил и решил написать книгу, используя все существующие языки, да при том еще самостоятельно придумав для этого знаки.
– Но ты все-таки попробовал? Иначе откуда тебе знать, что книга представляет ценность? И откуда мне это знать, кстати говоря? Информация просочилась, а никто кроме тебя источником быть не мог.
– Я ее пролистал, – сказал Йорик, – и нашел формулу, одну-единственную, записанную эллийскими буквами, и то не до конца. За буквы и ухватился. Слова там… ну, говорю же, автор кажется абсолютным безумцем. Так что в словах хорошо если первый и последний слоги были на своих местах. Однако через это я продрался. Знакомые буквы на фоне общего буйного текстового помешательства – это, знаешь, как подарок судьбы.
Он сделал еще глоток карвалло. Зачарованного карвалло… разве это возможно? Чары здесь – нечто за пределами реальности. И еще невозможным казалось то, что он когда-то незаметно для себя научился не верить. Не верить в то, что раньше было естественным, было такой же частью реальности, как смена времен года.
– «…Преодолел какой-то предел, – слова, дуновением ветра прилетевшие из прошлой жизни в эту, закрытую наглухо, он помнил с болезненной четкостью. – Прошедший сквозь наслоения снов, пробившийся до корней утреннего света, цветущий, упрямый звук. Что бы это ни было, кажется, он уже никогда меня не оставит. Жизнь после жизни»20…
– Охренеть можно, – пробормотал де Фокс, – ты это о чем?
– Это формула, о которой я говорил. – Йорик хмыкнул, – одна из нескольких сотен. Создатель формулы воспринимает магию как звук, как вибрацию, значит, он человек, потому что мы видим цвета и узоры.
– Формула? – В голосе шефанго было столько обиженного недоумения, что Йорик с трудом удержался от смеха. И напомнил себе, что умный и язвительный мастер Серпенте – это личина, под которой прячется двадцатилетний парнишка, имеющий самые смутные представления о магии.
– Это же древняя книга, де Фокс. Так когда-то писали научные труды: маги опасались конкуренции или не хотели, чтобы результатами их работы воспользовались в нечистых целях. Я умею переводить это на язык знакомых нам символов. Беда в том, что все остальное я даже прочесть не могу, не то что понять.
– Ясно.
В дверь постучали, и жена трактирщика вошла в комнату с большим подносом в руках. С тяжелым подносом. Эльрик и Йорик одновременно поднялись, чтобы помочь…
… – Дикари, – буркнул де Фокс, когда женщина шмыгнула
Кивао Номура «Распределение ветра». Пер. Дмитрия Рагозина.
