короткими перебежками заодно и разыскали своих раненых и убитых.
Раненных «укров» было больше – это стало очевидно, когда побратимы поставили таких хоть как-то да на ноги, чтобы отойти на территорию, с которой атаковали, а убитых оказалось больше у «сепаров». Живые, и с обеих сторон, явно поостыли от ожесточённой ярости, потому напряжённое, но красноречивое молчание и мученические стоны – вот это и шаркало теперь дорогой, уводившей врагов в обоих направлениях. Одних – по прямой, в Кучино, других – вверх, к мосту, по бетонным плитам которого, лязгая забитыми пахотой гусеницами, возвращался «домой», в пригородное село Первомайское, повоевавший Т-62. Но уже без знамени «Правого сектора» (запрещённая в РФ организация – авт.) на здорово подолбаной башне. А где оно теперь символизировало украинский «визвольний рух», в каком состоянии пребывало сейчас, это знало лишь поле брани.
…«Поле для баранов!» – захрипело в груди Егора ощущение уже не подвластного ему, холодного осуждения всего-всего, что к нему прикасалось, даже горячим и мягким. Взгляд увяз в когда-то пахотной земле – ах, какая же богатая страна: здесь чернозём, редчайший, а откуда пришёл – глина и суглинок, да только в ушах по-прежнему стрекотали и гремели выстрелы и боя у моста, и настоящей трагедии в изгибах улицы Ручейная, и великовозрастной дурости командиров «укров», превратившая его родной рабочий посёлок в руины.
Оплавленный и оттого светло-коричневый танк «сепаров», сожжённый три года тому назад, своими закрытыми люками мучил его, христианина, тем, что в этой бронированной душе коллективного сумасшествия украинцев, с обеих сторон, покоятся ещё до сих пор если не тела, то прах четырёх земных людей, соотечественников. Потому что мёртвые воины на небесах – это стражи у ворот Ада и Рая. Читал об этом. И тут же вспомнил: «мировоззренческая шизофрения». «Наверное» – примчалось следом, – «…в статье того, кто дал своё определение массовому безумию украинцев». И там же: «Война, если отдельно даже, и безумие, если тоже в качестве состояния от не осознаваемого побуждения, что …это же война (!) и что..это же сходить с ума (!), приведут мозги в порядок нескоро!».
Припомнив, что как-то прочитал и запомнил, Егор вроде и ответил сам себе, почему до сих пор «сепары» не договорились с «украми» о захоронении танкистов. Удержала за плечи и не лишняя по переживаемым временам осторожность – пройти к танку и открыть командирский люк, а он это сделает и без ключа, – что его могут подстрелить с обеих сторон. Или «снимет» с башни чей-то снайпер. Потому он прятал себя за разросшимся густым и колючим кустом шиповника. Рисковал тоже, но решил для себя – ещё этим летом, точно, проберётся всё же к сожжённому танку и откроет люки, чтобы хотя бы души заживо сгоревших отлетели в мир иной. Да и в отличие от «сепаров», видно посчитавших, что хоронить некого потому, что нечего, Егор так не думал.
Не меньше, однако
