чуть ли не такового сражения в округе стали и буферной зоной, и линией разграничения воюющих каждый за своё. И не одна и та же кровь – славянская, и не одна и та же вера – православная, и не одна Родина для всех – Украина, не уняли ни одних, ни других. …Четвёртое военное лето – детям войны по четыре года уже, а мировоззренческое сумасшествие «крокує країною і далі».
Вспомнив об оставшихся в Ручейном, Егор не без удовольствия, наконец подпалившее взгляд целеустремлённостью иного плана, чем зачем он здесь, у поля, подумал о том, что надо бы их всех навестить, и уже сегодня. Но с лесопосадкой нужно было побыстрее разобраться, и досконально точно и выверено до миллиметра. То, что «сепары» прячут в ней свою бронетехнику – скорее, прячут, только хорошо бы, чтобы её там не оказалось.
Глава 3. «Сатанисты»
Ещё подходя к посёлку и слыша ритмичный пронзительный лязг металла об металл, Егор знал, кто так, с молодецкой удалью и небезопасно, что сейчас важнее, гремит. …Витька Горчак, Витыч, как его звала даже жена – земля ей пухом! Здоров и силён, если духу хватает греметь подолгу.
Об этом Витыч и услышал от Егора.
– А то! – хвастливо согласился тот, не заметив, как его соседа скосило в лице от этой его реплики.
Ну повсюду это «АТО», куда не ступни, и в головах тоже – Егору и самому не нравилась увязавшаяся за ним раздражительность, но с Витычем это состояние нужно было перетерпеть. В собственных интересах. А интерес этот, в задуманном, уже давно из него рвался на волю.
– Поговорить хочешь? – неожиданно сам и предложил Витыч, переступив через тяжеленную «балду», к которой сам же когда-то и приварил металлическую трубу под свою широкую ладонь, и до этого гремевший ею на всю округу.
Он отошёл от гусеничного трактора Т-150, подкрашенного в нескольких местах красной кабины не в цвет, вытер свои ручища о колени и только после этого толстыми пальцами зачесал наверх, на макушку, серебристые кудри. Кудри потомственного казака, как сам говорил, оставляя «потомственный» на личное усмотрение тому, кому это было интересно.
Крепкий в теле, но не высокий и на немного ниже Егора, Витыч был широк в груди и тазу. И будто – без шеи. Оттого он смотрелся коренастым, а постоянно с растопыренными локтями – на борца классического стиля. Лицом грубоватый и мрачный, но улыбка преображала его в крепыша-симпатягу. Таким ему было удобно в кабине трактора, на который он пересел, став пенсионером по выслуге лет и по списку №1 в сорок пять лет. В совхозе, в «Первомайке», проработал до начала военных действий, а заехав как-то трактором к себе во двор, больше им и не выезжал – уже повсюду пахали мины, и не только поля.
Оба присели в тени, под старой грушей, на толстое бревно, которое давно – не бревно, а из под рук умельца, любящего сотворить
