тщетной попытке отогнать морок.
– А теперь объясни. – сузила глаза Сольвейг. – Если тебя после ристалищинских зуботычин не одарила своим поцелуем явившаяся из Асгарда Фрейя, в чем я сильно сомневалась, то как, родич, позволь поинтересоваться, у тебя зажило лицо, где ты, пройдоха, был? Ведь не в лесу с Альвами хороводил?
– Так это у Бруни клинки проковывали, а потом сразу домой, как ты и велела. – видно было, что мальчик ошарашен не меньше Хортдоттир.
– И всё? – Сольвейг не сводила с родича пристального сурового взгляда.
– Ну да всё. – и тут лицо Адульва словно окаменело, полыхнуло огнём от воспоминаний, от встречи с девушкой затворницей. – Нет, не всё. Покуда домой шёл, со мной заговорила эта Лисил, та, что почти у самых причалов живет. Говорила мол, скоро день у меня важный, встреча какая-то предстоит, непонятно с кем, лицо потрогала. Руки у неё холоднющие были, словно Драугр пощупал.
– С кем встреча?! – дрожащим голосом спросила мать, от чьего лица словно отхлынула вся кровь.
Аникен и Сольвейг показалось, что в большом зале, освящённом длинным очагом, разом померк свет. Тревожно переглянулись они, зная кому, служит затворница и к кому ходит в лес к подножию Саркнара по мало хоженой тропе дабы постигать знания темного сейда. И от этого знания, не к ночи упомянутого, обеих женщин, молодую и зрелую, пробрал озноб.
Словно больной зуб, временами накатывающий с новой силой, не давая забыться, ожило в голове Хортдоттир воспоминание восьмилетней давности. Когда ярл Руагор скрывшись в лесу с больным, почти мертвым внуком-грудничком, воротился спустя полдня уже со здоровым мальцом. Все эти годы Сольвейг тщетно пыталась выведать правду, что все же произошло в тот день. Но упиралась в стену молчания, некогда возведённую, словно воды в рот набравших отца и Руагора, единственных знавших правду о том дне. И вот теперь спустя столько лет, завеса тайны начала приоткрываться. В её голове, словно молотом, застучал вопрос, почему одна из самых властных женщин севера вдруг заинтересовалась необычным мальчиком, уж не сама ли вестница скорби сподобилась задержать едва треплющуюся в Адульве жизнь.
Сольвейг чуть не с испугом глянула на маленького родича. Что этой ведьме помощнице смерти надо от него, от её воспитанника? Мысли, одна чернея другой, заметались в голове Хортдоттир, сковывая льдом душу. Нет, не отдам, чуть не вслух выкрикнула Сольвейг, только не его, горло перегрызу, разрублю на полы. Класть на то, что она жрица самой Хель, костьми лягу, но моего Адульва ей не отдам.
С грохотом распахнулись обе створки дверей Ярлова чертога, в зал, сопровождаемый порывистым ветром, принесшим снежную хмарь зарождающейся метели, буквально влетел Хорт одноглазый. Единственный глаз старого молотобойца, казалось, метал молнии, а и без того обезображенное лицо неузнаваемо исказил гнев. Адульв невольно сжался в комочек, таким деда хорта ему до сего дня видеть не приходилось. Упасите Асы тех ворогов, коим выпало незавидная доля в бою узреть эту личину старого
