что с тобой происходит, что тебя снедает? – Она не спускала с него глаз. – Вот уже месяца два, если не дольше.
Эрни был ошарашен. Он думал, что хорошо скрывает свой страх.
– Дорогой, тебя что-то мучает, – сказала она. – Мучает, как никогда раньше. И пугает.
– Нет. Не то чтобы пугает…
– Да, пугает. – Но в голосе Фей не прозвучало презрения – только свойственная айовцам прямота и желание помочь. – До этого я видела тебя испуганным только раз, Эрни. Когда Люси было пять лет и у нее случилась мышечная лихорадка, а врачи решили, что это атрофия мышц.
– Бог мой, да. Я так испугался – до полусмерти.
– Но после того случая – никогда.
– О, мне бывало страшно во Вьетнаме, – сказал он, и его признание эхом отдалось от стен ванной.
– Но я этого не видела. – Она обхватила себя руками. – Я никогда не видела тебя таким, Эрни, а потому, если ты испуган, испугана и я. Ничего не могу поделать. А еще больше я испугана оттого, что не знаю, в чем дело. Ты понимаешь? Быть в неведении – все равно что… это хуже любой тайны, которую ты можешь скрывать от меня.
В глазах у нее появились слезы, и Эрни сказал:
– Бога ради, не плачь. Все будет хорошо, Фей. Правда.
– Расскажи мне.
– Ладно.
– Сейчас. Всё.
Он, к своему прискорбию, недооценивал ее, а потому почувствовал себя полным тупицей. Она ведь была женой морпеха. И хорошей женой. Она была с ним в Куантико, в Сингапуре, в калифорнийском Пендлтоне, даже на Аляске – почти всюду, кроме Вьетнама, а потом Бейрута. Она создавала домашний очаг для них двоих везде с тех самых пор, как командование корпуса морской пехоты разрешило женам сопровождать мужей, переносила трудные времена с восхитительным хладнокровием, никогда не жаловалась, ни разу не подвела его. Она была несгибаемой. И как только он забыл об этом?
– Всё, – согласился Эрни, с облегчением поняв, что может разделить с ней свое бремя.
Фей приготовила кофе. Оба сидели за кухонным столом в халатах и тапочках, пока он рассказывал ей все. Фей видела, что он смущен. Эрни не спешил раскрывать подробности, и она прихлебывала кофе, проявляя терпение, давала ему шанс рассказать все так, как он считал нужным.
Эрни был чуть ли не лучшим мужем, какого может пожелать женщина, но время от времени фамильное упрямство Блоков давало о себе знать, и тогда Фей хотелось загрузить в его голову хоть толику здравого смысла. Все в семье Блоков страдали этой болезнью, особенно мужчины. Блоки всегда вели себя так, а не иначе, и лучше было не спрашивать почему. Мужчины в семействе Блоков любили, когда их майки были выглажены, а трусы – нет. Женщины в семействе Блоков всегда носили бюстгальтеры, даже дома, даже в летнюю жару. Блоки, и мужчины и женщины, всегда садились за ланч ровно в двенадцать тридцать, обедали ровно в шесть тридцать, и упаси господь, если еда оказывалась на столе с двухминутным опозданием: негодование могло привести к разрыву барабанных перепонок. Блоки ездили только на машинах «Дженерал моторс».
