ту ночь он проснулся от настойчивого стука в дверь. Еле продрав глаза, медленно отходя от крепкого сна, он отворил и обомлел, увидев на пороге заплаканное лицо гимназистки Шурочки.
– Христа ради простите, Степан Сергеевич, что разбудила, но папенька, кажется, помирает. Прошу вас, ежели можете, взгляните, – умоляла она, утирая нос платком.
– Да-да, я только оденусь. – Он замялся, не зная, где попросить ее подождать.
– Я тут постою, – с пониманием сказала девушка.
– Я быстро. – Он прикрыл дверь и начал спешно собираться, и через пару минуту был готов с саквояжем в руке.
– Что с ним случилось? – дорогой спросил Горин.
– Ой, не знаем. Горит весь, красные пятна на руках, боль в животе, рвота.
– А что было до этого?
– Ничего, на работе был, пришел, от еды отказался, говорил, что спать хочет, потом лег, полежал да рвать его начало, и все жар поднимался, – говорила она уже на лестнице своего дома.
После обследования больного Степан пришел к однозначному диагнозу, что это было отравление, но не пропавшей пищей, а небольшим количеством яда, типа крысиного, не смертельная доза, но достаточная, чтобы и здорового мужика свалить. Он сделал ему промывание желудка, клизму, впрыскивание, а женщинам велел по расписанию давать порошки из угля, которые он оставил, и много питья, да обкладывать мокрыми простынями, чтобы жар снять.
– Не бойтесь, не помрет ваш кормилец, – успокаивал он их. – Только уж и спать сегодня вам не придется, надо поухаживать.
Арина Никитична благодарила и пыталась плату за визит сунуть, но Степан был тверд и отказался.
И теперь он желал у Вени выведать, а не тянется ли ниточка к его брату Павлу Григорьеву, что не желающих бастовать рабочих травить призывал. В планах у Степана было споить приятеля, к чему и старания прилагать не надобно, и потихоньку порасспросить.
За обсуждением боя, в котором не победил тот боец, за коего они болели, да рассказом Вени о мимолетном пошлом приключении с некой доступной красоткой, работавшей в цирке, приятель Степана опрокинул достаточно стопочек, почти не закусывая, и Горин решил, что пора и почву прощупать.
– Веня, скажи, как брат твой поживает? Успешны ли его дела?
Вениамин, бесспорно, был пьян, но глаза вытаращил, будто трезвый.
– Ты чего? – испуганно зашептав, он схватил и сжал ладонь Степана.
– Да, ничего, просто разговор поддержать спросил. – Горин высвободил руку и откинулся на спинку стула.
– Я скажу тебе так, брат, не лезь ты в это дело. Я виноват! – В отчаянии он стал бить себя по голове. – Прости, друг, жил ты спокойно, а я все испортил. Я виноват!
– Да брось, сам же говорил, что все вокруг политикой интересуются, я один изгой, – махнул Степан рукой.
– Нет, тебе непросто это принять. Я знаю. Ты думаешь, что я жалкий пьянчуга. Э, нет, брат! Ум у меня трезвый, даже
