так и приходят в голову мысли о самоубийстве.
Мало того, поглазеть на свадьбу дочери полковника Экенстедта собралась половина Карлстада. Стояли и смотрели, как вяло, еле передвигая ноги, прогуливаются гости и удивленно переглядываются: наверное, самая скучная свадьба из всех, что мы когда-либо видели.
Военные музыканты старались изо всех сил. Но поднять настроение даже им оказалось не под силу – полковница запретила играть танцевальную музыку. Боялась, что молодые не удержатся и пустятся в пляс, и тогда никакая сила на свете не сможет их остановить. Оставалось играть марши, а количество маршей, как всем известно, ограничено, поэтому приходилось повторяться.
Сказать, что время тянулось невыносимо долго, было бы неправдой. Оно вообще не тянулось – стояло на месте. Минутные стрелки на часах решили отдохнуть и двигались с такой же скоростью, как часовые, если не медленнее.
У берега, прямо напротив усадьбы Экенстедтов, зачалили на ночь несколько барж. И на одной из них сидел пьяный матрос и наигрывал на визгливой самодельной скрипочке.
Одуревшие от скуки гости встрепенулись. Какая-никакая, но все же музыка для танцев! Один за другим потянулись они к калитке сада и уже через пару минут лихо отплясывали деревенскую польку на шаткой, клейкой от смолы палубе старой, доживающей свой век баржи.
Полковница, само собой, заметила беглецов и решила: этого допустить нельзя. Не пристало самым красивым, самым именитым девушкам Карлстада плясать на грязной барже. Тут же отправила посыльного – хозяйка просит всех вернуться. Но никто, даже самый юный подпоручик, призыву не внял.
И она поняла: игра проиграна. Она сделала все, чтобы угодить Карлу-Артуру, но сейчас речь шла о большем. Теперь надо было спасать честь дома Экенстедтов. Полковница подошла к капельмейстеру, попросила музыкантов перейти в большой зал на втором этаже и сыграть англез.
Не прошло и минуты, как она услышала на лестнице топот ног. Истосковавшаяся молодежь, отталкивая друг друга, ворвалась в зал.
И начался бал, подобного которому никто и никогда в Карлстаде не видывал. И понятно почему – все те, кто долго и бесцельно бродил по саду, торопились наверстать упущенное. Они кружились, прыгали, парили в воздухе и делали замысловатые пируэты. Никто не выказывал ни малейших признаков усталости, никто не отказывался от приглашения, самые невзрачные девушки были нарасхват.
И даже те, кто постарше, тоже не могли усидеть на месте. Но самое главное, полковница, та самая полковница, которая запретила себе играть в карты, перестала танцевать, отнесла на чердак все светские книги, даже любимого Байрона, – полковница тоже не смогла устоять на месте и пустилась в пляс. Она едва ли не парила над полом, легко, изящно, непринужденно – и выглядела так же молодо, а правду сказать, даже моложе, чем ее дочь-невеста. Гости вздохнули с облегчением. Наконец-то они увидели их любимую полковницу такой, какой они ее знали: легкая,
