головы руками. Командир части с ужасом рассматривал ракетницу, из которой только что произвел выстрел. Внезапно вспотевший замполит, а также представитель предприятия, на балансе которого числился лагерь, начальник лагеря и старшая пионервожатая пытались понять, что произошло. Внизу, на скамейке под трибуной, сидела медсестра и мелко крестилась на аптечку. Наша вожатая, видимо, неправильно подслушала разговор в штабе. Ракета по замыслу организаторов означала начало игры, а ядерная атака планировалась в другом месте.
Мы не сразу поняли, что попали впросак, но даже когда поняли, все равно продолжали молча лежать вниз лицом под нарастающий хохот стадиона. Пионервожатая уговорила командира части пересчитать нас и зафиксировать, что условно убитых в отряде нет. Пока тот считал, второй отряд катался по полю, икая от смеха. Среди них сейчас не оказалось бы условно живых. А игра «Зарница» на этом не закончилась. После короткого совещания руководство и почетные гости снова собрались на трибуне, пионеры кое-как построились на поле. Замполит ракетной части сказал, что мы сегодня, пусть и в учебном бою, но практически победили Америку, заокеанские ястребы посрамлены, советский народ в едином порыве, и он расскажет про нас боевым товарищам, которые несут службу в каком-то бункере.
Представитель предприятия взял слово и тоже хвалил нас и обещал рассказать всем. И только начальник лагеря – она тоже пригрозила Америке – призналась, что была удивлена сегодня нами до глубины души. При этом нетрудно было догадаться, что по итогам «Зарницы» пострадают не только Соединенные Штаты Америки, но и кое-кто прямо тут, в лагере.
После ужина все отряды собрались на поляне, обозначенной на секретных картах. За неимением победителя «Зарницы» зажигать большой прощальный костер педагогический совет доверил лучшим представителям первого, второго и третьего отрядов. Лучших оказалось довольно много. Награжденные грамотами за песни, за стенгазеты, за трудовые и спортивные показатели подожгли костер, окружив его со всех сторон факелами, сделанными из консервных банок, пакли и солярки. Костер получился замечательный. Баянист дядя Боря наяривал на инструменте нашу не вполне пионерскую, но любимую в той смене песню:
Куба, любовь моя,
остров зари багровой,
песня летит над планетой, звеня.
Куба – любовь моя!
«Родина или смерть!» –
Это бесстрашных клятва…
Под июльскими звездами на берегу большой уральской реки мы так задорно, подпрыгивая и приплясывая, орали о любви к Кубе, что Америка – она как раз просыпалась в этот час на своей стороне света – должна была содрогнуться.
Боевые товарищи замполита, сидящие в бункерах на страже мира и прогресса, конечно, «прятали в глубине лучистых глаз» мудрую улыбку, и у каждого на пульте светилась тревожным светом своя красная кнопка – залог мира и прогресса.
Братская
