счётом ничего, и он сильно пожалел, что прошлой ночью решил провести время не в мягкой кровати. Уилл бессмысленным взглядом пялился на разлинованный лист, силясь разобрать мелкие напечатанные на машинке слова, но видел лишь «аппендицит», «воспаление» и «хирургическое вмешательство».
– Что ж, мистер… э-э-э… Саворетти, – Уилл неловко замялся, снова бегло проскользнув взглядом по табличке с именем больного на кровати, – кажется, все ваши показатели в норме. Вставать вам нельзя еще два дня, чтобы швы не разошлись. Сестра Грейс присмотрит за вами.
Уилл улыбнулся поправляющей одеяло девушке, и щеки той мгновенно вспыхнули. Вернувшись к планшету с карточками пациентов, он смог вывести кривую подпись, тяжело вздохнул и, бросив мистеру Саворетти короткий кивок, покинул палату.
События прошлой ночи вспыхивали в памяти неясными образами, голоса людей сливались в сплошной гул, а во рту моментально становилось настолько сухо, что даже выпитое до последней капельки озеро Мичиган не смогло бы исправить ситуацию. Все казалось Уиллу неправильным, лишённым реальности и смысла. Он помнил, как ступил через порог знакомого бара. Помнил, как привычно поздоровался с барменом и опрокинул в себя несколько стаканов виски. Помнил, как опустился за один из укрытых зелёным бархатом столов в ожидании очередной неосмотрительной жертвы, готовой прийти прямо к нему в руки.
Помнил бледные глаза.
Кожа Уильяма покрылась мурашками, волосы на шее встали дыбом, а внутри все скрутилось в болезненный узел в предвкушении чего-то неотвратимого, пугающего и до сих пор неизвестного. Он не помнил большую часть прошедшей ночи, а найденное на прикроватной тумбочке письмо не дало ему никаких ответов и сейчас лишь нестерпимо жгло сквозь плотную ткань халата.
Уилл поморщился, когда дверь в кабинет захлопнулась, и устало рухнул в скрипнувшее кресло. Пальцы потянулись к стоящему на углу рабочего стола радио и резким, – насколько это было возможно в его состоянии, – движением повернули выключатель. Деревянное устройство противно зашипело, вторя Уильяму, и кабинет начал наполняться мягкими переливами труб и обволакивающим бархатистым мужским голосом.
Прощай весна, я больше не влюблюсь.
Должна ты знать – к тебе одной стремлюсь.
Мне нужна лишь ты одна,
Ведь я в тебя влюблён.5
Уилл закрыл глаза и откинулся на спинку неудобного жёсткого кресла, каждой деталью впивающегося в раздражённые горящие огнём нервы врача. Пальцы спешно оттянули тугую удавку, именуемую в народе галстуком, и душный сдавленный воздух кабинета ворвался в его лёгкие. Ему нужно было всего пару минут отдыха, несколько желанных минут, чтобы позволить раскалывающемуся на кусочки сознанию наскоро склеиться клейкой лентой. Уилл чувствовал, как неровные края этих осколков трутся друг о друга, не подходя под узор, но все равно слеплялись и принося с собой скрипящие волны боли.
Уиллу нужно было всего несколько минут.
Но
Вольный перевод фрагмента песни I'm through with love – Bing Crosby.
