то ли в Мексиканских прериях, то ли на Монпарнасе, а может, в компании Г. Гарбо».
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
Голливуд, 22 июля 1930 г.
Перл!
Вы в общем счете мерзавка, потому что думаете обо мне плохо и не пишете писем. Вы же знаете, что Эйзен писем, получаемых им, никогда не показывает, и близко к ним не подпускает. Не должен же я из-за этого страдать! У!!!
А мне трудно писать, когда неизвестно, как человек к тебе относится. Так вот, пожалуйста, пишите.
Мне Совкино прислало сегодня телеграмму, чтобы высылал материалы по тонфильму. Я завтра, что смогу, вышлю. Но хорошо было бы, если бы Вы пошли к Рютину (председатель правления Совкино. – Ю. С.) или Шведчикову (председатель тогдашнего ГУФК. – Ю. С.) и спросили, что они понимают под материалами и какой отраслью больше всего интересуются.
Я ведь не знаю, интересует ли их математическая сторона дела или оборудование и архитектура театров или ателье или лаборатория.
Я понимаю, что все это нужно, но что нужно срочно, хотел бы я знать.
Я не хочу рекомендовать систем и способов работы по тонфильму, пока не испытаю на собственной шкуре их качество и недостатки.
В Голливуде около трехсот кинематографических компаний, все они отличаются в своих способах работы чем-нибудь незначительным, но незначительность в кинематографической работе иногда бывает существенной.
Вот почему мне нужно время, чтобы разобраться.
Сегодня я сидел на съемке у фон Стеренберга (тот, что «Доки Нью-Йорка» и «Подземный мир» делал)[168].
Меня всегда удивляла спокойная манера его картин, и я не мог представить, как это в ателье можно добиться такого спокойствия, такого тонкого внимания к режиссерской работе.
Сегодня я это понял. Организация, дисциплина, мастерство помощников, буквальное мастерство, система съемки в целом – все это позволяет режиссеру сидеть спокойно в кресле и высказывать свои пожелания еле слышным голосом.
Когда Стеренберг думает, он закрывает глаза, и тишина воцаряется в ателье.
А какая красота со светом! Сегодня снималась сцена в кабаке. Декорация среднего размера, но только для верхнего света, для контражура, поставлено 120 прожекторов. У нас в «Октябре» на площади у Зимнего дворца было столько же. А тут только для контражура!
Разумеется, прожектора все не горят. Они стоят для того, чтобы в любую минуту, без шума, без перестановки, поворотом выключателя можно было дать свет из любого места.
Картина называется «Марокко», из жизни колониальных войск. Какой типаж в Голливуде! Каждое лицо годно для большой роли.
И как странно! Здесь картины снимают в пять, шесть недель, а в ателье во время съемок работают в три, в четыре раза медленнее нас.
Сегодня снимали крупный план Адольфа Менжу. 25 минут ставили аппарат, 50 минут режиссировали и три часа снимали один план.
В
Так Александров называет почему-то Джозефа Штернберга. И не упоминает о его «Голубом ангеле», в съемках которого в Берлине в прошлом году он, Эйзенштейн и Тиссэ даже принимали участие. А Штернберг еще во время работы советских режиссеров в Мексике снял вместо них отвергнутый «Парамаунтом» и кардинально переделанный им сценарий «Американской трагедии» по роману Т. Драйзера. В Америке фильм провалился, но в Европе имел успех.
