момент я видел полковника Агапеева – он записывал подробности происшедшего боя. Подле Верещагин что-то спешно зарисовывал. Внезапно раздался грохот взрыва…».
Однако великий князь Кирилл Владимирович Романов вспоминал эти мгновения несколько иначе:
«…Находясь уже под защитой береговых батарей, «Петропавловск» уменьшил ход, и команда была отпущена обедать; офицеры стали понемногу расходиться. На мостике остались: адмирал Макаров, командир «Петропавловска» капитан 1 ранга Яковлев, контр-адмирал Моллас, лейтенант Вульф, художник Верещагин и я.
Я стоял с Верещагиным па правой стороне мостика. Верещагин делал наброски с японской эскадры и, рассказывая о своём участии во многих кампаниях, с большой уверенностью говорил, что глубоко убеждён, что, где находится он, там ничего не может случиться.
Вдруг раздался неимоверный силы взрыв…».
Учитывая репутацию великого князя, я полагаю более достоверными всё же воспоминания Николая Матвеевича Яковлева.
Злая ирония судьбы заключалась в том, что Василий Верещагин любил Японию. С молодых лет мечтал он побывать в этой стране, о чём упоминал в письмах И. Н. Крамскому и В. В. Стасову. И осенью 1903 года его мечта наконец осуществилась. Отплыв из Владивостока на пароходе «Айкоку-Мару», он добрался до японского порта Цуруга, а оттуда поездом приехал в Токио. По пути художник заносил свои наблюдения в записную книжку: тщательно ухоженные поля, аккуратные домики и фермы… Всё не так, как в России: « …нашей бедноты с разваливающимися крышами и прогнившими, покосившимися гуменниками и сараями, не видно».
Из столицы он отправился в городок Никко. «Живу в самой романтической обстановке в маленьком домике не то лесника, не то садовода, близ самих храмов», – писал он жене оттуда. Верещагин бродил по старым улочкам, восхищался синтоистскими храмами, не пропускал ни одной антикварной лавки, где накупил множество изделий народных мастеров (после его гибели была выставлена коллекция предметов японского декоративно-прикладного искусства, насчитывавшая двести семьдесят девять экспонатов: нэцкэ, веера, маски, гравюры, вышивки, шёлковые панно, фарфоровую посуду, изделия из бронзы, дерева и черепахового панциря). Много времени провёл художник, изучая храмовый комплекс в Никко, уделял пристальное внимание деталям. Так, в частности, описывал он окружавший главный храм забор с горельефами птиц: «Трудно передать наивную прелесть этих изображений и техническое совершенство исполнения их – многое может быть принято за окаменелую натуру. Рисунок этих птиц, их позы, выражения робко шаловливые у птенцов, заботливые у самок и боевые у самцов так подмечены и переданы, как это мог сделать только большой художник».
Городок Никко очаровал Василия Васильевича, и он с удовольствием излагал свои впечатления на бумаге: «Есть японская пословица: кто не видел Никко, тот не может сказать, что он знает прекрасное. Пословица эта в значительной степени справедлива, потому
