не молчи, а?
Не останавливаясь, Лёша резко повернул к ней голову:
– Да что ты прицепилась ко мне? Может, жалеешь, что ушла? Путь свободен. Иди, позируй ему. Можешь вообще там остаться.
– Зря ты так много выпил. А теперь ерунду несёшь какую-то.
Лёша резко остановился:
– Не нравится – не слушай!
Он снова взял с места в карьер. Аня уже не могла идти в прежнем темпе; расстояние между ними всё больше увеличивалось. Вскоре она уже едва различала его среди вздымаемых ветром листьев.
Не видя ничего перед собой, Лёша шагал по мосту Ломоносова. Почему-то водка ударила в голову только теперь: в висках стучало, башни моста чуть покачивались. То ли от злости, то ли от водки, то ли от того и другого, но он совершенно не думал об Ане. Ему хотелось одного: добраться до дома и уснуть.
Впереди показалась площадь, и Лёша прибавил шаг. Поднятый высоко воротник ограничивал обзор, но ему было всё равно – он и так ничего не замечал. Не заметил он и вынырнувший слева тёмный седан.
Последнее, что он успел почувствовать, был сильный удар. Всё остальное – запоздалый визг тормозов, ступор водителя, истошные крики Ани – осталось в той жизни, к которой отныне он был непричастен.
Глава 3
Март в Питере всегда непредсказуем. Иногда уже в первых его числах весна со всей серьёзностью берётся за своё извечно-молодое дело. А бывает и так, что до самого апреля с небес сыпется снег и что-то ещё – мокрое, липкое, непонятное.
В тот год после некоторой заминки погода и календарь нашли общий язык, и уже ко второй неделе марта тротуары имели вполне проходимый вид. Полуденные воробьи купались в лужах, мамаши не пускали пацанов на невский лёд, и дворники ожесточённо колотили своими ледорубами по упрямым остаткам зимы.
***
Кусок льда с грохотом выкатился из водосточной трубы и замер посреди сухого асфальта. Санитар, заводивший каталку в дверь приёмного покоя, вздрогнул от неожиданности и выругался.
Приёмный покой являлся таковым только по названию. На самом деле здесь никого не принимали, перенаправляя пациентов кого куда: если в поликлинику – то прямо по коридору, если на процедуры – то налево. Ну, а если в стационар, то подождите, за вами придут.
В действительности здесь, в «предбаннике», как называли это помещение в городской психиатрической больнице, не принимали, а выписывали, то есть выпускали на волю, тех, кого ещё вчера держали взаперти. Здесь эти счастливчики получали последние напутствия и наставления, перед тем как попытаться снова зажить другой, адекватной жизнью среди других, адекватных людей.
Окно предбанника было небольшим, квадратным и замазанным белой краской. Аня сидела прямо напротив него, прислонившись к кафельной стене, и смотрела на этот белый квадрат, смысла в котором было столько же, сколько в знаменитом произведении русского футуриста.
Заслышав шаги сестры-хозяйки, она машинально поправила косынку, которой были туго перехвачены волосы.
– Ну вот, милочка, твоё
