выше всякой другой скорости.
Здесь поэт начинает говорить об открытой воде, ранее, продвигаясь по рекам Днепр и Тверца, в сторону Москвы и Вышнего Волочка, он говорил исключительно про лёд и снег.
Dal qual com» io un poco ebbi ritratto
l'occhio per domandar lo duca mio,
rividil più lucente e maggior fatto. [21]
Poi d'ogne lato ad esso m'appario
un non sapeva che bianco, e di sotto
a poco a poco un altro a lui uscìo. [24]
Пока глаза от водного простора
Я отстранял, чтобы спросить вождя,
Свет ярче стал и явственней для взора. [21]
По сторонам, немного погодя,
Какой-то белый блеск разросся чудно,
Другой – под ним, отвесно нисходя. [24]
Данте не успевает повернуться с вопросом к Вергилию, как яркий свет восходящего Солнца стремительно разливается, образуя как бы два крыла по обе стороны горизонта и светлую дорожку на поверхности моря.
Lo mio maestro ancor non facea motto,
mentre che i primi bianchi apparver ali;
allor che ben conobbe il galeotto, [27]
gridò: «Fa, fa che le ginocchia cali.
Ecco l'angel di Dio: piega le mani;
omai vedrai di sì fatti officiali. [30]
Vedi che sdegna li argomenti umani,
sì che remo non vuol, né altro velo
che l'ali sue, tra liti sì lontani. [33]
Vedi come l'ha dritte verso «l cielo,
trattando l'aere con l'etterne penne,
che non si mutan come mortal pelo». [36]
Мой вождь молчал, но было уж нетрудно
Узнать крыла в той первой белизне,
И он, поняв, кто направляет судно, [27]
«Склони, склони колена! – крикнул мне. —
Молись, вот ангел божий! Ты отныне
Их много встретишь в горней вышине. [30]
Смотри, как этот, в праведной гордыне,
Ни весел не желает, ни ветрил,
И правит крыльями в морской пустыне! [33]
Смотри, как он их к небу устремил,
Взвевая воздух вечным опереньем,
Не переменным, как у смертных крыл». [36]
То, что белело по сторонам приближающегося света, было подобно крыльям Ангела; то, что белело снизу – его одежде. Вергилий даёт понять Данте, что перед ним Ангел Божий, призывая его склонить колена.
Он приказывает поэта склонить колена перед Ангелом Божьим, но закрыть глаза не призывает. Астроном Юлиус Шиллер предлагал называть Иисусом Христом именно Солнце.
Poi, come più e più verso noi venne
l'uccel divino, più chiaro appariva:
per che l'occhio da presso nol sostenne, [39]
ma chinail giuso; e quei sen venne a riva
con un vasello snelletto e leggero,
tanto che l'acqua nulla ne «nghiottiva. [42]
Da poppa stava il celestial nocchiero,
tal che faria beato pur descripto;
e più di cento spirti entro sediero. [45]
А тот, светлея с каждым мановеньем,
Господней птицей путь на нас держал;
Я, дольше не выдерживая зреньем, [39]
Потупил взгляд; а он к земле пристал,
И челн его такой был маловесный,
Что даже и волну не рассекал. [42]
Там на корме стоял пловец небесный,
Такой, что счастье – даже речь о нем;
Вмещал сто душ и больше струг чудесный. [45]
Солнечная дорожка доходит до земли, не рассекая
