ничтожных лет власти, и жизнь здесь так скоротечна, и только наши души вечны… Ах, как вечны наши души!
Нижние миры злее и примитивнее нашего. Почти ничего творческого, светлого не рождается в них, населённых замученными рабами и больными чудовищами. Вообразить их легко – возьмите лицо, исказите его, пока оно не превратится в харю, возьмите животное и сделайте из него монстра.
Населите этими харями и монстрами огромную страну. Вот один из таких миров. Он из тех, где падение Ельцина с моста́ незамеченным не останется.
Нескончаемый, изрытый котлованами пустырь освещает бледное солнце – серый круг на тяжёлом небе. Кажется, это солнце – наше, то есть оно та же звезда, что светит и нам, но здесь лучи его с трудом пробиваются сквозь облака. Тепло и влага здесь исходят из самой почвы. Тепло – временами скупое, временами обжигающее, а влага – чёрная, тяжёлая и болотистая. Кто вырыл эти котлованы? Для чего землю рвали тупыми железобетонными блоками, зачем сваривали арматуру, торчащую из них, как переломанные рёбра? Почему, не достроив, бросали один котлован и начинали рыть другой?
Вот на заваленном строительным мусором пустыре соединились два отливающих ржавым металлом ручья, так похожие на две скрещенные сабли, висящие на гобелене в Петькиной квартире. Натыкаясь на кучи гравия, к их перекрестию бредёт ведьма. Она поднимает коричневое морщинистое лицо и вглядывается пустыми, как дырки, глазами в чёрную точку на небе, не летит ли кто?
Часть вторая. Ур
Глава 11
Смерти нет
Да наплевать ведьме на падение Бориса Николаевича Ельцина. И на высокую кремлёвскую политику. И на всё нынешнее московское царство. А ведь есть и у неё мечта! Жизнь её дрожащая по денёчкам, по минуткам, ноженьки слабые по обочинкам, по задворкам скитаться, объедками питаться, начальству на глаза не попадаться. Жива ещё, карга старая? Блестят ли твои глазки-подлянки? Жива пока, благодетели мои, жива. А глазоньки мои не блестят уже. И не вижу я ничегошеньки – ну только чуточки. А всё больше запахи да шорохи. Ну и дура – подохнешь скоро или помочь тебе? Ой, сама подохну, могучий начальник, сама подохну, сама…
Сплюнет начальство и проследует дальше, и посмотрит ему вслед своими дырками хитрая старуха. И тебя она переживёт, и не таких, как ты, пережила, ишь, умчал, тварюга, чтоб твой язык поганый ко лбу прирос, чтоб ты лопнул, ничтожество, тля, а глазки свои она не по глупости потеряла, а инвестировала, а есть и у неё мечта! Эх, была бы она помоложе… А когда была, и не такие лебезили перед ней, в глазки заглядывали и торопились под точёный её каблучок. А она тогда и смотреть на них не хотела… Где же вы теперь, глазоньки мои, где вы!
Сердце Демидина
Демидин очнулся от тупой боли, будто кто-то нудил, расталкивал его и требовал внимания. Ныли голова, шея, ладони, локти. Приходить в себя не хотелось, потому что его душа, чувствуя, что окружающий мир раздражителен и неуютен, пыталась продлить
