дуру.
Ну-ну.
… Я, милый Леша, все понимаю. Только мне плевать. У тебя, Лешенька, свои дела, а у меня – свои.
Маня внезапно обозлилась.
… Ишь ты!.. Не то что рукой пошевелить, голову повернуть не может, не говоря уже про прочие «интимные» места!.. А туда же – распоряжается, командует, приказы прям отдает, и жестко так, по-армейски и по-мужски: «Бритву купи.»
Сурово.
Маня враждебно усмехнулась.
«Заплачу. Озолочу. Все. Иди.» Тоже мне…
Весь на понтах.
Дешевка. Хоть и бандит.
Хам и дурак. Со своим несуществующим Rolexом.
Маня полезла за кошельком и пакетом и наткнулась взглядом на шмотки «мужика», висевшие на стуле.
… Надо постирать – грязные, и в крови… другой-то одежды у него все равно нет… Сейчас замочу в холодной воде, а вернусь – постираю… Хорошо жарко – быстро высохнет.
Отложив в сторону пакет с кошельком, Маня сунула вещи «больного» – джинсы, тенниску и белье – в таз и засыпала порошком. Но предварительно внимательно все рассмотрела.
… Однако. Круто.
Тряпки были фирменные, то есть совсем фирменные – родные или из «бутиков». Еще и Rolex какой-то упомянул как бы ненароком…
… Точно – бандит. Или – «полу-бандит», что практически одно и тоже.
Но с другой стороны, сейчас никого ничем не удивишь – все смешалось…
Маня вышла на участок.
… и какой идиот придумал сделать кран внизу!.. – злобно пыхтела она себе под нос, зависая вниз головой над краном, пока наливала в таз воду. Подняла таз, покраснев от усилия – у Мани, несмотря на вес, были от природы слабые руки – и водрузила на гнилой кособокий деревянный столик.
Взбивая порошок и вороша в тазу вещи «пациента», еще раз в сердцах мысленно его передразнила, в раздражении тряхнув головой:
«Все. Иди».
… Иди сам, милый!..
Обалдеть.
… Ну ладно. Пусть отмокает.
И быстренько потекла в аптеку, внутренне вибрируя, кипя и негодуя.
… Пять дней прошли в молчании и бешеной суете.
Больной изъяснялся только междометиями или короткими односложными указаниями, типа: «Да», «Нет», «Выше», «Ниже», «Здесь не трогай», «Не хочу», «Хватит», «Иди».
На шестой день «мужик» уже сидел и вполне сносно мог шевелить конечностями.
Дедок-хируг оказался классным спецом, недаром столько лет вкалывал в «Бурденко», главном военном госпитале.
Маня неукоснительно – очень строго – следовала его «рекомендациям», все время ныряя в записи.
«Больной» молчал, стиснув зубы, кривился, морщился. Иногда мычал, но не стонал – терпел.
Герой.
… Впрочем, пару раз по вечерам, после перенесенных процедур «герою», несмотря на обезболивающие, бывало совсем фигово – и тогда Маня клала ему руку на лоб. «Мужик» моментально
