и рыжей прядями, говорил сам за себя и выражал целую гамму чувств.
– А что делать, Мань – трудно, вижу. Село, – пожал глубокомысленно плечами Леша, еще раз зацепившись глазами за свои трусы с прищепкой на веревке. – Ничего не попишешь. Я вот тут столы трухлявые починяю, а ты, Мань – над моими трусами да носками бьешься. Все как у людей. Как положено. И мы…
– А-а-а!!!.. Ты что, х…, б…ь, делаешь, а?! Твою… А-а-а!!!.. Я тя спрашиваю!! Придурок убогий!! Козел!!! А-а-а!!!.. М…к!!! Вали отсюдава к е…!!! – заглушая металлический вой «газонокосилки», раздался вдруг с соседнего участка остервенелый пронзительный женский визг, сопровождаемый ядреной матерщиной. «Газонокосилка» стихла. Соседка, Маня ее узнала, визжала на ультразвуке и чудовищно бранилась – по всему, была сильно чем-то недовольна.
– Не то видать, скосил. Или срезал, – спокойно заметил Леша, прислушиваясь и кивая в такт трехэтажным выражениям, несущимся из уст невидимой за деревьями представительницы слабого пола.
В ответ на ругань за кустами попытались продемонстрировать видимость мужества и браво оттявкнулись, но получилось неуверенно, малоубедительно и как-то жалко. Мужик при «бензопиле» явно спасовал и собирался ретироваться.
– Отвали – сказала!!! Козел вонючий! Ка-атись, кому говорю!! Пшел вон, ублюдок су… – руки из…!!!
Маня молчала, продолжая развешивать. Потом сосредоточенно выплеснула воду из таза – вместе с ней вывалились далеко на траву два незамеченных мужских носка, забытых в тазу ввиду некоторой нервозности обстановки.
– … Деревня, Мань, – с добродушным сочувствием поддержал Маню «ковбой», наблюдая как та, скрипя зубами, лезет через высокую траву в крапиву за его разлетевшимися в разные стороны носками, под барабанную дробь крепких «матюгов», могучей ударной волной сотрясающих воздух. – Говорю – все так живут. Семья на отдыхе. Нормально, Мань.
На соседнем участке внезапно все заглохло – не только «бензопила», но и женщина. Наступил сладостный покой, нарушаемая лишь ласковым «фю-ить, фю-ить» какой-то птички и нежным стрекотанием в траве.
– Но… Мань, повторяю – сразу и честно – на меня не рассчитывай, – чуть ухмыльнувшись, вдруг трезво объявил Леша в воцарившейся значительной тишине, перестав ерничать и махать молотком. – И идиллией нашей семейной – увы, временной, Мань – не увлекайся. В образ особо не вживайся – мой совет. Не стоит. Не надо, Мань.
– Как скажешь, Леш, – неожиданно спокойно откликнулась Маня, до этого враждебно молчавшая в ответ на его нахальные шутки. – Как скажешь, – отчасти придя в себя после «бензопилы» и «милой» семейной сцены за кустами, включилась она наконец в Лешину «игру». – Хозяин, – она цепляла за веревку добытые из крапивы носки, – хозяин – барин, Леш.
– Да я б, Мань, с радостью, – вскричал Леша, чуть не рванув рубаху на груди – рубахи не было, только потому и не рванул. – Но, Мань… – и он принял постный вид, – … женат я. И сын есть. Такие дела, Маняш. Облом.
… Кто бы сомневался…
Маня молчала.
– Облом, – повторил Леша и фальшиво
