возрождался, как феникс из пепла, чтобы снова умереть и возродиться, умереть и возродиться, умереть и возродиться – и так почти до бесконечности… Он плавился и растекался под Жанной, превращаясь в горячие брызги, в летучую пену на колесе сансары, в обезумевшее от наслаждения животное…
Она могла заставить его целовать себя всю, от макушки до перламутрово накрашенных ногтей на пальцах ног, а затем, привязав Останина за руки и ноги к металлическим спинкам кровати (обычно они спали на разложенном диване в большой комнате, но в кабинете, в углу, стояло это раритетное чудовище, выбросить которое у него отчего-то не поднималась рука), облачиться в свой кислотный прикид, включая туфли на массивной платформе, и, усевшись сверху, медленно-медленно перемещаться по его телу, заставляя ощутить, насколько она возбуждена, запрещая ему шевелиться и доводя до исступления своими рассказами о том, что она позволит Останину сделать с собой, когда развяжет его…
А когда они прогуливались по заснеженному вечернему парку, Жанна могла внезапно толкнуть его на скамейку, одним движением оборвать пуговицы на его пальто и, приподняв полы своей шубки, усесться к нему на колени. Дальнейшее освобождение плоти происходило в горячечной суете двух пар сталкивавшихся рук, под спасительным покровом длиннополой женской шубки, и неминуемое соединение их тел наконец совершалось: оно было медленным, настолько медленным, что граничило с мукой; но любовники не могли позволить себе ускориться, полностью отдавшись страсти, ведь изредка на соседних аллеях появлялись прохожие – впрочем, скорее всего, они ничего не замечали, просто приходилось ни на секунду не забывать о контроле над собой… Зато никогда ещё не чувствовал Останин с такой остротой каждого движения Жанны, каждого миллиметра её тела изнутри… Faire l’amour18 на скамейке в заснеженном парке – ребячество, конечно. Но прекрасное ребячество. Сколь бы нелепо и смешно это ни выглядело с точки зрения любого нормального человека.
Повторялась ли она когда-нибудь? Кажется, нет.
Подумав так, Останин удивился: зачем он добавил это глупое «кажется»? Вот ведь странная штука: даже в мыслях, даже в мелочах, беспричинно – и то трудно себе не врать… Жанна никогда не повторялась, уж это совершенно точно.
***
– Я сумасшедшая, да? – однажды спросила Жанна.
– Это смотря какой смысл ты вкладываешь в слово «сумасшедшая», – ответил Останин.
– А разве у одного слова могут быть разные смыслы?
– О святая простота! Разумеется, могут быть разные смыслы. Всё зависит от контекста. Но тебя сумасшедшей я бы не назвал. Скорее – ненормальной.
– Значит, тебе нравятся ненормальные девушки, – с этими словами она закинула ногу на ногу и сцепила пальцы на колене.
– Каюсь, нравятся, – полуироническим тоном подтвердил Останин. – Ненормальные, взбалмошные, без царя в голове. Правда, не все подряд, а – выборочно.
– Выборочно?
Faire l’amour – заниматься любовью (франц.)
