дверь своим ключом, или Гольдфарб открыл вам сам?
– Откуда у меня свой ключ?! Я коммерческий директор, а не приходящая прислуга! Естественно, мне открыл Иосиф. И закрыл за мной, когда я уходил, тоже он. Живой и здоровый.
– А во вторник вы с Гольдфарбом встречались?
– Я уже говорил – нет.
– Какого размера обувь вы носите?
– Сорок третьего. Но, насколько мне известно, никто не бил Гольдфарба ногами.
– Не нужно острить. Вас ни в чем не обвиняют, я провожу дознание и хочу знать некоторые факты.
– В десять у меня встреча с поставщиком из Франции, а на двенадцать я приглашен на совещание в «Таасия авирит», у них для нас крупный заказ. У меня нет времени, понимаете?
– Это я понимаю. Не понимаю другого: почему вы не хотите сказать, где были во вторник? Если у вас алиби, я извинюсь, и все будет в порядке.
– Почему у меня должно быть алиби? Я не обязан докладывать полиции о своих личных делах»…
***
Возмущенную речь Кантора прервал телефонный звонок.
– Хорошо, – сказал комиссар, выслушав чей-то доклад. – Официальное заключение – на мой мейл.
Положив трубку, он помолчал, внимательно разглядывая заусеницу на собственном пальце.
– Инспектор Соломон оформит ваши показания, – сказал он наконец, – и вы их подпишете. Потом можете быть свободны.
– Шалом, – буркнул Кантор и бросился к двери, будто спасаясь от пожара.
– Следующий номер нашей программы – господин Абрамович? – бодро сказал я.
Бутлер смотрел куда-то сквозь меня – я оценил глубину проникновения этого взгляда сантиметров в десять. Скорее всего, Роман видел мою печень, и она ему не нравилась.
– Я так и думал, что это была женщина, – изрек он наконец.
Вообще говоря, я действительно знал женщину, сидевшую у меня в печенках, но вряд ли Роман был настолько проницателен, чтобы догадаться.
– Любовница? – спросил я.
– Видимо… Соломон утверждает, что Кантор поехал в Ашдод после совещания, проходившего в директорате «Макса», и оставался у своей… э-э… знакомой весь вечер. Вернулся домой около полуночи, жене сказал, что ездил в Иерусалим на встречу. В общем, обычные мужские забавы. Скрывать ему нечего, или он думает, что я побегу докладывать его жене, с кем он проводит время?
– Он мог нанять убийцу, – подсказал я. – Тогда алиби у него может быть железным.
– А что до Абрамовича, – продолжал Роман, – то с ним я буду говорить, когда ревизоры дадут заключение. Его вообще не было в Израиле, когда убили Гольдфарба. Он вчера утром прилетел из Парижа.
– Самые надежные алиби, – назидательно сказал я, – рассыпались, бывало, от малейшего прикосновения.
– Да, конечно… Если ты не будешь меня перебивать, то узнаешь еще кое-что.
Я промолчал, и Роман, ожидавший хоть какой-то реакции на свои
