Акума и Кицуне пулей вылетели в выставочный зал, прихватив с собой едва въехавшего в ситуацию Курта.
– Нет, завтра я точно от вас отсяду! – ворчал залившийся краской стыда Акума, когда они поспешно покинули музей. – Сначала катание на роликах в неположенном месте, потом прогул занятий, а теперь я курю на пожарной лестнице музея Мирайкан и несу всякую чушь его сотрудникам! Чему еще вы меня научите? Воровать?!
Кицуне тихо засмеялся в кулак, а Курт как-то странновато заулыбался.
– Это плохая идея, – мурлыкнул он, – но интересная. Мартин говорит, воровать в Японии – сплошное удовольствие.
– Ни за что! – вякнул Акума в отчаянии, явно осознавая, что процесс его демонизации уже необратим.
Звезда Мартина
– Это чудовище меня достало! – взвыл шестнадцатилетний Мартин, тощенький подросток-панк с роскошными длинными волосами, и уронил голову на учебники. – Мне тут и так хреново это все учить, еще и эта маленькая мерзость орет, не переставая!
Эта маленькая мерзость появилась на свет три месяца назад, в ноябре. Сперва, после того, как ее привезли из роддома, она молчала несколько дней, не издавая ни звука. Все уж начали думать, что с ней что-то не так. Но затем она начала орать без перерыва, засыпая всего на два-три часа, и тогда все поняли, что с ней действительно что-то не так. У Мартина непрестанно звенело в ушах от этого крика. Старший брат Кертис и его жирная жена Мэг уже устали бегать в детскую и пытаться понять, что же с этой маленькой тварью не так. В девяноста девяти случаев из ста с ней все было в порядке, и она орала просто для того, чтобы поорать. Что такое нормальный сон, в этом доме забыли три месяца назад.
– Почему они не оставили его в приюте? – ворчал Мартин себе под нос, а сам воровато озирался по сторонам своими наглыми черными глазами: не слышит ли его Кертис? Брату точно не понравится то, что он сейчас ляпнул.
В конце концов, крик младенца достал Мартина. Тот ринулся к нему в комнату и с остервенением врубил свет.
– Эй, ну ты! Просто заткнись! – шикнул он и напугал ребенка своей тощей рукой, густо увешанной шипастыми браслетами.
Ребенок тут же замолчал и уставился на Мартина покрасневшими от плача глазами, еще не утратившими младенческой синевы. Потянул к нему ручонки и звонко хихикнул. То ли бренчанье браслетов понравилось, то ли импозантный вид непутевого дядюшки развеселил, но малыш ему явно обрадовался.
– Вот и молчи, договорились? – Мартин с очередной порцией бренчанья пригрозил ему пальцем, выключил свет и вернулся к себе за учебники.
Ровно через две минуты раздался ор, который был громче прежнего. Мартин тоже взбесился стократ сильнее, расшвырял книги, вернулся в комнату младенца и склонился над колыбелью.
– Слушай, чувак! – зашипел он. – Дай мне заниматься, будь человеком! Мне надо учиться, потому что я хочу поступить в Гарвард! Мне плевать, что это слишком далеко, а
