мне еще никогда не доводилось бывать в более странной ситуации, – сказал Гин, весь красный.
– Я теперь действительно чувствую себя как насильник, – стыдливо пробормотал Кицуне, прикрывая длинными волосами какие-то странные шрамы на своих ключицах.
– Какой еще насильник? Спорю на что угодно, что ты девственник! – рявкнул Акума, плюхнувшись в купель. – Самое главное, эта обезьяна теперь чистая и не полезет в воду с грязной задницей.
– Никогда бы не подумал, что европейцы такие стеснительные, – сказал Гин, блаженно растягиваясь в воде.
– А с Куруто-куном там действительно все в порядке? Почему он не идет? – с тревогой спросил Кицуне.
– Ну, где ты там, Белоснежка? – позвал Акума. – Хватит ныть, иди сюда! Обещаем, что не будем на тебя смотреть!
С Куртом действительно было все в порядке, потому что через секунду раздался предательский топот быстрых легких ног по деревянному настилу, а за ним последовал вопль: «Банзай!» Курт бомбочкой нырнул к ним в купель, расплескав половину воды и забрызгав вокруг все и вся.
– Куруто-кун, в онсэн нельзя прыгать, как с трамплина! – запричитал Гин, в который раз за сегодняшний день обалдевший до глубины души.
– Невоспитанная ты обезьяна, я научу тебя манерам! – заорал Акума и принялся топить вынырнувшего было Курта.
– Акума-кун, в онсэне нельзя никого топить! – завопил Гин, в отчаянии хватаясь за волосы.
Трудно сказать, кто в этот вечер испытал больший культурный шок: японцы, потрясенные невозможным поведением иностранца, или он сам. Потому что Курт просто-напросто потерял сознание через пять минут после того, как они успокоились. Дело в том, что простодушный детина Гин снова завел старую пластинку об успехах Курта в его манчестерской школе, а Акума начал вопить, что не верит ни в какие успехи этого дикаря, и тогда Курт с измученным стоном уронил голову и ушел под воду.
– Извините, было так жарко, что у меня голова закружилась, – объяснился он виновато, когда его вытащили из купели.
– Ой, правда, что ли? – закатил глаза Акума.
Его одели в кимоно и увели обратно в комнату Гина, где всем четверым предстояло провести ночь. Аккуратно уложили на футон и разбросали его тяжелые длинные волосы по подушке, чтобы они быстрее высохли.
– Одни неприятности от тебя! – ворчал Акума, водружая ему на лоб полотенце, смоченное в холодной воде.
– Должно быть, Куруто-кун не приучен к таким горячим ваннам, – выгораживал его Кицуне. – Да и переволновался, наверное. Столько впечатлений за один день! Неудивительно, почему ему стало плохо.
– Пойдемте на террасу любоваться звездами? – предложил Гин. – В отличие от Токио, где сплошной дым и световое загрязнение, отсюда видно каждую звезду.
– Я побуду с Куруто-куном, пока ему не станет лучше, а потом мы к вам присоединимся, – сказал Кицуне с учтивой улыбкой.
Гин и Акума вышли на террасу и комфортно там устроились, глядя
