время. Отяжелевший Стасов мышечно подергивался, что говорило об определенном уровне транса. Стасе не был нужен глубокий гипноз, тогда полученный результат не зафиксировался бы. Он должен помнить все происходящее и иметь возможность отвечать на ее вопросы.
– А сейчас ты видишь Олю. Она прямо перед тобой. Ты видишь ее и можешь дотронуться до нее. Ты видишь ее?
– Да, – Стасов отвечал медленнее, чем обычно. Под его закрытыми веками бегали зрачки, как в быстром сне.
– Что ты чувствуешь?
Он долго молчал.
– Что ты чувствуешь, глядя на нее?
– Злость.
– На кого ты злишься?
– На нее. И на себя.
– Что еще ты чувствуешь?
– Несправедливость.
– Что еще?
– Боль.
– Ты хочешь узнать, когда и почему все началось?
– Не знаю. – Стасов морщился.
– Без позволения твоего высшего «я» мы не сможем это посмотреть. Ты хочешь увидеть начало и причины вашей истории?
– Хорошо, да. Да. Хочу.
Казалось, неугомонная Стася завела его туда, куда он давно повесил тяжеленный замок. Он уже не мог убегать. Слишком отяжелели его руки, ноги и веки. Оля глядела на Стасова из темноты с укоризной, как всегда, серьезная. Этот ее проедающий до печенок взгляд. Она гладила тонкими руками живот, чуть касаясь его пальцами, так, будто стряхивала что-то с одежды. Она часто делала так. Привычный жест. Как его теперь ему не хватало.
– Повторяй за мной: «Покажите первую точку, когда все началось у нас с Олей, покажите наш контракт, его причины и задачи».
Стасов повторил. Потом долго молчал. Стася ждала. Глаза его вращались под веками, будто он смотрел картинки.
– Расскажи, что ты видишь? Не пугайся, это может быть все что угодно. Просто рассказывай.
– Вижу зал суда. – Перед глазами Стасова шумел зал заседаний. Картинка напоминала кино. Люди торчали с балконов, стояли в проходах. Это был резонансный процесс.
– Очень хорошо, – спокойным и размеренным голосом подбодрила Стася. – Что еще ты видишь?
– Много людей. Шум.
– Ты видишь себя? – Стасов молчал. – Попробуй посмотреть на свои руки.
– Вижу. У меня в руках деревянный молоток. Я судья. Руки у меня старые и некрасивые. – Стасов ощущал себя стариком. Он тяжело дышал и взирал на народ свысока. Ему было душно. Он вращал головой в поисках воды, его душил воротничок, плотно усевшийся вокруг шеи.
– Что ты чувствуешь, находясь там?
– Власть и волнение. – Стасов истошно стучал по трибуне, призывая к порядку. Гулкий звук стоял в ушах. Народ стих и наступила тишина, наполненная ожиданием.
– Тебе комфортно там? – продолжала Стася.
– Нет.
– Что вызывает твой дискомфорт?
– Подсудимый.
