сами тянутся поправить, однако я сдерживаю их благородные порывы. Только что снял перчатки, и, если дотронусь до голой кожи, придется возвращаться и тщательно мыть руки снова.
Эти странные, поначалу кажущиеся даже нелепо милыми неудобства одновременно раздражают и интригуют, заставляют невольно воображать себя людьми прошлого, для которых подобное было привычно и постоянно.
Рядом Мадс аккуратно касается пальцем сканера, тот издает тихий, ясный, гулкий звук – здесь старые технологии, только биометрия, затем молча пятится в сторону, освобождая место мне.
Я подхожу и тоже прикладываю палец. Смотрю прямо в графитовую точку камеры. Тишина. Сердце барабанит в груди, дыхание учащается. В мыслях проносится пугающее предчувствие, что эта древняя штуковина меня не узнает, и тогда все труды прахом. Но проходит долгая секунда, глазок неприветливо, лениво мигает, и звук повторяется.
Мадс что-то отмечает в Системе – перед нами прямо в воздухе висит окно интерфейса. Экран сканера меркнет. В стенах вокруг, внутри сверкающих пластин матового безжизненного металла обшивки, вдруг что-то оживает. Скребется, шелестит, стукает…
Свет подергивается. Мне становится страшно.
Однако Мадс оборачивается и спокойно кивает. Его глаза, яркие, знакомые, поблескивают, едва заметно смеясь, из-за пластика защитных очков.
– Перчатки надень.
Напоминает он, показывая на мои оголенные, побледневшие руки, стиснутые в кулаки.
– Ага…
От сомкнутых наглухо дверей вверх поднимает едва-едва различимая в холодном свете, серебристая струйка пыли. Скрежещут механизмы.
Двери открываются…
План
Конечно, пафосные речи это хорошо. Но не ими едиными жив человек…
– Ох-хо-хо, Юрген…
Мадс смеется, задорно и раскатисто, так что в уголках его глаз поблескивает скопившаяся крупными каплями влага.
– Да. Не ожидал!
Я загадочно улыбаюсь одними губами. Аккуратно подцепляю кончиками пальцев тонкий, практически невесомый листик блестящей глянцевой карамели. Делаю вид, будто не понял его сарказм.
– А что такое?
Карамель хрустит и раскалывается под натиском зубов, рассыпаясь фейерверком солоноватой сладости. Мадс рядом проделывает то же самое.
– Так что скажешь?
Смотрю на него открыто, едва подняв и выгнув бровь в такт вопросительным интонациям в голосе.
– Поможешь?
Он вновь смеется и качает головой.
– Ой, не знаю – не знаю…
Затем берет в руки изящную тонкую вилку. На кончиках ее зубчиков сверкает медно-золотистый свет потолочных ламп, он на мгновение распадается вокруг облаком световых всполохов и пятен. Мадс аккуратно, но с натиском, упирает подушечки крупных пальцев о ручку, разрезает пополам сочную мякоть укутанного в желтоватый крем бисквита и, ловко подцепив ближайший кусок, отправляет в рот часть десерта.
