настойчивые звонки на Вильгельмштрассе Валентину Бережкову отвечали одно: «Риббентропа нет, и когда он будет, неизвестно».[7] В полдень Бережков попытался действовать через другого высокопоставленного чиновника, начальника политического отдела. То, что он услышал, не предвещало ничего хорошего. «Кажется, в ставке фюрера проходит какое-то важное совещание. По-видимому, все сейчас там». Однако министр иностранных дел Германии не покидал Берлин. Риббентроп готовил инструкцию для немецкого посольства в Москве, помеченную грифом «Срочно! Сверхсекретно!». На следующий день рано утром, примерно через два часа после начала вторжения, посол граф Фридрих Вернер фон Шуленбург должен был вручить советскому правительству ноту с обвинениями, ставшими поводом для объявления войны.
Субботний день в Берлине перешел в вечер, а приходившие из Москвы запросы становились все более настойчивыми. Бережков звонил на Вильгельмштрассе каждые полчаса, но в министерстве ему по-прежнему отвечали второстепенные сотрудники. Из открытого окна своего кабинета он видел старомодные каски полицейских, охраняющих здание посольства. По вечерней Унтер-ден-Линден прогуливались берлинцы. В контрасте мира и возможной войны было что-то нереальное.
Пассажирский поезд Берлин—Москва должен был как ни в чем не бывало проехать мимо застывших в готовности немецких войск и пересечь границу.
В Москве советский министр иностранных дел Вячеслав Молотов вызвал графа фон Шуленбурга в Кремль. Немецкий посол, лично проследив за уничтожением секретных документов, отправился на встречу, назначенную на половину десятого вечера. Ему были предъявлены доказательства военных приготовлений, но Шуленбург не признал, что Германия готовит вторжение. Он лишь выразил удивление тем, что Советский Союз не желает понять сложившуюся ситуацию, и отказался отвечать на все вопросы до тех пор, пока не проконсультируется с Берлином.
У Шуленбурга, дипломата старой школы, разделявшего убеждение Бисмарка о том, что Германии ни в коем случае не следует воевать с Россией, имелись все основания удивляться полному неведению Кремля. Больше двух недель назад он пригласил находившегося в то время в Москве Деканозова пообедать вдвоем и, оставшись с ним наедине, предупредил о планах Гитлера. Очевидно, старый граф посчитал себя свободным от всяких обязательств перед нацистским режимом после того, как фюрер солгал ему, заявив, что не имеет никаких замыслов насчет России.[8] Однако Деканозов, ошеломленный откровением германского посла, тотчас заподозрил какой-то подвох. Сталин, отреагировавший на это известие так же, взорвался на заседании политбюро: «Теперь дезинформация вышла на уровень посольств!»[9] Советский вождь был убежден в том, что большинство предупреждений являются «английскими провокациями» – частью заговора, задуманного Уинстоном Черчиллем, заклятым врагом СССР, с целью втравить
В конечном счете Гитлер все же отомстил непокорному графу. Шуленбург, избранный заговорщиками, которые в июле 1944-го совершили покушение на Гитлера в Растенбурге, министром иностранных дел, в ноябре того же года был повешен нацистами.
Цит. по:
