и ясностью, чёткостью мер,
шагая походкою гордой и бравой,
даря достижения, мудрость, пример.
Взирают на смог, на бордели, киоски,
дома-Вавилоны, людей-продавцов,
на хижины, грязь, золотые повозки,
на нас, на потомков: лентяев, лжецов…
Что-то чужое, за гранью дверей
Вжимаясь всё глужбе под сладкие стоны,
впиваясь в уста, просочившийся пот,
суясь в розоватость иль карие схроны,
вживляя свою оголённую плоть,
внедряясь в сырую и топкую мякоть,
входя ль в соразмерный и тёмный чехол,
взбивая филе и приятную слякоть,
вставляясь в местечки, в имеемый пол,
вбивая набухшее тельце в суть норки,
стыкуясь с ответной и влажной средой,
вносясь, будто ветер в проёмчик и щёлку,
пыряя сей образ раздетый, святой,
вводясь всё напористей, ниже, легчаю,
целуя лобком иль вгоняясь в кольцо,
я движусь, сочусь и стону, и кончаю,
опять представляя иное лицо…
Бабья корысть
– С тобою улучшу дурной генофонд,
сварливость сменю на весёлость и ясность.
А в детях, вобравших наследственный код,
появятся силы и ум, и прекрасность.
Твоим рычагом разожму я тиски,
и племя не будет слабеющим, зыбким.
Я срежу клеймо безызвестной тоски
серпом твоей милой и чистой улыбки.
Я быстро окрепну, питаясь от чувств,
на многие вещи посмею решиться,
затем зацветёт мой сиреневый куст,
чья пышная крона вовсю распушится.
Я буду стараться, во всём угождать.
Ты пару недель в меня лил своё семя.
Семейных оков утомилась я ждать.
Женись же на мне! Да к тому ж во мне бремя…
Проспект Проституции
Повсюду театры и апартаменты,
старинные арки, брусчатка, дворцы,
покатые крыши в неоновых лентах,
поток ароматов духов и пыльцы,
дома низкорослые и рестораны,
столбы вдоль дороги, что будто река,
гостиниц, мотелей манящие станы,
округа, где дружат любые века,
открытые парки, аллеи и скверы,
где серая стела героям войны,
где древние храмы Иисусовой веры,
где тройка фонтанов их чистой воды;
кофейни с уютным, домашним убранством,
романтика двориков, лавок, дерев,
местечки
