Заворотнюк. Сами мы из Артамоновска, туточки в Михайловской губернии. Маменька наша померла родами, а папенька наш полицмейстер тамошний, шестерых растил сам, да после женился снова.
Авдотья замолчала, потом пожала плечиками, словно ей было зябко в одном корсете, сказала:
– Мачеха выжила. Так я туточки и оказалася.
– Почему у тебя документов нет?
– Так ведь нельзя нам жёлтый билет, папеньке доложат. Никак нельзя, чтобы папенька узнал…
Я закатила глаза к потолку, спросила безнадежно:
– А как же ты раньше работала? В полицию не забирали?
Авдотья улыбнулась всё так же кротко:
– Так Ксенофонт меня прятал.
– Прятал? Где?
– Так вот туточки, в кабинете.
Она повела рукой, указывая на низенький шкафчик. Бог мой, неужели она сидела в шкафчике, согнувшись в три погибели? Встав, я заглянула в шкафчик. Там были полки, а на полках стопки не то простыней, не то полотенец. Авдотья хихикнула, видя моё недоумение, и, откинув невидимый крючок, толкнула полки внутрь. Они со скрипом повернулись, открывая лаз в стене, а Авдотья пояснила:
– Чуланчик тамочки. Пересидеть можно.
– Понятно, – ответила я и закрыла лаз. – Документ нам с тобой всё-таки придётся сделать, Авдотья.
– Мадам, умоляю, будьте милой, только не жёлтый билет! – личико девушки всё скукожилось, и мне стало её жалко. Я ответила:
– Не жёлтый билет, а настоящий документ. Паспорт, например.
Существуют ли в этом мире паспорта? Как же мне всё тут узнать, изучить, желательно сразу? Почему мадам Корнелия не приложила мне камешек к башке и не вложила в неё все необходимые знания?
– Для паспорту, мадам, мне выйти замуж нужно, – вздохнула Авдотья. – А как же работать после этого?
– Глупости, мы что-нибудь придумаем, – ободряющим тоном сказала я. – Да и не будем мы работать, как прежде.
– Как это, мадам?
– Так это. Скоро всё узнаете. Зови, кто там ещё есть.
Авдотья похлопала глазками, видно, по привычке изображать из себя дурочку и вышла из кабинета. Я прошлась вдоль стены, погладив по спинке красивый изогнутый диванчик. А пыли-то, пыли… Надо клининговую службу вызывать! И вообще… Может, и дизайн изменить. Размахнуться я могу. И даже идеи есть.
– Звали, мадам?
Кошачий голосок, развязный тон, манеры вкрадчивые. На миг даже показалось, что в дверь вошла Кисуня, моя коллега и условная подружка. Но, как только я обернулась, наваждение рассеялось. Девица, стоявшая в кабинете, была маленькой, фигуристой, глазастенькой и улыбалась так, будто я была мужчиной.
– Как твоё имя?
– Пелагеей крещена.
– Петь умеешь?
– Что, мадам?
– Что слышала.
Кошачий голос начал слегка раздражать. Она всё прекрасно расслышала. Играет. Я села, закинув ногу на ногу, повторила:
– Ты
