в приоткрытую дверь учительской успеваем заметить Сапегу. Мрачный, взъерошенный, забившись в угол, он жадно курит папиросу под огромным фикусом в кадке.
– Как дикобраз какой-нибудь под пальмой, – говорит Утробин. – Вот тебе и сталинская конституция.
Через несколько дней мы участвуем в Первомайской демонстрации, все десятые классы. Перед самой трибуной с высоким начальством республики Николай Иванович Ачкин вдруг посылает в глубокий нокаут неизвестного пьяного дядьку в соломенной желтой шляпе, который прибился к нашей колонне и цепляется к Ачкину, не подозревая, что это довоенный минский чемпион-полутяж, то есть, боксер полутяжелого веса, который еще помнит бокс на беду всех приставал.
Долговязый выпивоха падает, как подсеченный, мы слышим звук, похожий на шлепок, точно котлету шмякнули об асфальт.
– Не встанет, – спокойно говорит Коля Лазарев.
Соломенная шляпа колесом катится к тротуару, к сапогам солдат, выстроенных перед трибуной с красными флажками на штыках.
В наших рядах спорят, каким ударом Ачкин бахнул этого соломенного недотепу, апперкотом или хуком справа.
– Свингом, – авторитетно заявляет Синегубко, сын генерала, в хромовых сапогах, с большим, совсем не школьным, немолодым уже лицом, с литым, плоским затылком. На высоченных красных палках он, Синегубко, с Утробиным и Коваленкой несут каких-то нарисованных членов Политбюро.
– Вы перед всем Цека это устроили зачем? – бросается к Ачкину директор школы Крюк. – Чтобы все видели, какие в моей школе кулачные бойцы? Готовьтесь к вызову в райком. Я вам обещаю это!
– Да здравствуют советские учителя! Да здравствует школьный комсомол, верный помощник партии! – кричит громкоговоритель возле правительственной трибуны.
– Аминь! – говорит Вовка Карпиков и отпускает на волю вверх голубой шар на нитке.
Допустим, что опять включен школьный проектор, Волшебный Фонарь Будущего. И что мы видим?
Гера Меладзе станет настоящим футболистом. Он будет выступать на больших стадионах больших городов Советского Союза в спортивных цветах минского «Динамо». Правда, только в дублирующем составе, а в основном его несколько раз выпустят лишь на замену. В Минске на стадион он однажды придет с золотоволосой миниатюрной женщиной без малейшего намека на что-либо грузинское в лице и на двусмысленные ухмылки знакомых ответит, что это его мама. Шура Смолевич, бывший одноклассник, увидит его как-то в Кишиневе, в перерыве между таймами, на лестнице снаружи стадионной чаши, и Меладзе, как будто они расстались вчера, весело скажет:
– А тут у них отличное вино, только спустись. Дешевое!
Валера Беляцкий, тоже учившийся в 4-й школе, но годом раньше Яши кончивший ее, погибнет на четвертом курсе Минского мединститута. Легенда говорит, что он пытался сам себе сделать операцию аппендицита.
Яша Эпштейн будет лечить тромбофлебит партийных секретарей, будет пропадать на охоте, будет жить с женой напротив парка
